В чистом голубом небе светило мягкое весеннее солнце. Рейстлин лежал в траве на спине и смотрел, как высоко над ним парит какая-то хищная птица. Рядом Карамон, закинув удочки, что-то бубнил. Рейстлин не задумывался над словами брата, все равно они не имели значения — ему просто было хорошо от того, что тепло, сухо и Карамон рядом.
И вдруг прямо с небесной голубизны на него обрушился поток ледяной воды! Рейстлин вскочил, дрожа и отплевываясь.
— Ха-ха-ха-ха!
Весна, солнце, Карамон — все исчезло. Рейстлин сидел в насквозь мокрой постели в школьной спальне. Промокшая рубашка облепила его тело, предательски демонстрируя хохочущим соученикам его тощую грудь, выступающий позвоночник и слабые руки. Мальчишки во главе с Гордо, державшим свечу, покатывались от смеха, показывая на Рейстлина пальцами.
Обида и боль захлестнули его, злые слезы подступили к глазам. Он моргнул.
— Аааа, Хитрец плакать будет! Ой, не могу! — вопил, хлопая себя по бедрам, Матт Кинган. — Давай, Хитрец, поплачь! Ух, ух! — Матт заскакал перед Рейстлином, ухая и делая вид, что хочет схватить дрожащего мокрого мальчика.
Раненое самолюбие Рейстлина взревело пламенем.
— Не дождешься! — фыркнул он, слез с кровати и, не обращая внимания на размахивающего руками Матта, снял с себя промокшую ночную рубашку.
Матт, раздосадованный тем, что ему в который раз не удалось увидеть слезы Хитреца, принялся насмехаться над его выступающими ребрами и сутулой спиной. Сжав зубы, Рейстлин оделся и вышел из спальни. Его провожал хохот одноклассников.
Днем в классе жарко топили, но в ночных коридорах было прохладно. Чтобы согреться, Рейстлин закутался в зимний плащ и тихонько пробрался в столовую. Там сейчас было тихо, пусто и еще сохранилось тепло от дневной топки. Мальчик устало присел за один из столов и призадумался, что же делать дальше.
Хотелось спать. Очень сильно. Может быть, составить стулья в ряд и лечь? Рейстлин так и сделал, пододвинув стулья поближе к теплому камину. Главное — проснуться пораньше, чтобы Марм его тут не нашла спящим. Счастье, что Марм любит поспать. Из-за этого ученики часто оставались без завтрака, но Рейстлину это было безразлично. А если ему повезет, и Марм придет раньше, чем колокол объявит о начале уроков, он подойдет к ней и тихо попросит поменять ему постель.
Рейстлин старался ложиться рано. Вообще-то его это не радовало. Он считал, что настоящий маг должен очень много работать, а спать не дольше, чем необходимо. Но поздний отход ко сну почти постоянно приводил к ночным кошмарам, преследовавшим и изматывавшим его. Сначала Рейстлин недоумевал, почему другие мальчики не будят его во время кошмаров — ведь он своими криками мешает им спать. Но у него был отличный слух, и однажды он подслушал, как Матт и Дэн Пирс, посмеиваясь, обсуждают его ночные крики:
— А помнишь, что он потом завопил?
— Что-то вроде "Карман! Карман! Помоги!"
Они громко расхохотались. Кровь бросилась Рейстлину в лицо. Вот почему его не будят. У него ненадолго выскочило из головы, что для этих здоровых и не обремененных знаниями мальчиков сон ничего не значит, если есть возможность повеселиться, и что его ночные мучения их развлекают. Скрипя зубами, Рейстлин забился в кладовку, где Марм хранила швабры и тряпки, и расплакался.
Если бы здесь был Карамон. Он бы навешал Матту и Дэну таких плюх, что им бы мало не показалось. Рейстлин вздохнул. Карамон щедро отвешивал плюхи утехинским мальчишкам, издевавшимся над ним, но это ничего не меняло: у Карамона по-прежнему в друзьях были все дети и подростки Утехи, а Рейстлина все равно колотили при каждом удобном случае. Здесь было бы то же самое. Карамон бы побил Матта, Дэна и даже здоровенного Гордо, а потом побежал бы играть с ними в лапту. Вот и все.
Тогда Рейстлин решил, что пожертвует вечерними занятиями и будет ложиться раньше. В конце концов, можно будет пораньше вставать и заниматься с утра, пока все спят. Так даже лучше, не будет мешать топот и крики. И кроме того, это, возможно, избавит его от мучительного смущения во время переодевания.
Все мальчики в школе Теобальда были крепкими и хорошо сложенными. Ничего удивительного, это были дети купцов и зажиточных крестьян, наследники многих поколений людей с отличным здоровьем. Рейстлин помнил слова Антимодеса, что Дар передается по наследству, и готов был биться об заклад на что угодно, что ни у кого из его соучеников в предках магов нет. Тощее сложение, костлявое тело и бледная кожа Рейстлина были для них источником постоянных насмешек, в результате чего у мальчика развилась болезненная стеснительность. Дома он совершенно спокойно раздевался донага при Карамоне, но Карамон — это Карамон. В конце концов, они с рождения в одной постели спали. И как Рейстлин ни завидовал телу близнеца, перед Карамоном он не стеснялся ни капельки. А в школе необходимость переодеваться на ночь в общей спальне оказалась для него мучительной.
Рейстлин сильно уставал за день, поэтому заснуть в восемь-девять вечера ему было легко. Правда, поначалу он просыпался, когда в спальню с шумом вваливалась толпа соучеников, но через два-три дня привык. Ему действительно стало немного легче, но, видимо, разочарованные его спокойным сном соученики решили, что если Хитрец не предоставляет им развлечения добровольно, нужно его заставить.
Мальчик вздохнул, закутался в плащ и лег на стулья. Что же делать? Сколько можно жить среди насмешек, унижений и оскорблений? Не в первый раз к нему пришла мысль оставить школу и вернуться домой. Да, утехинские дети относятся к нему точно так же, как и соученики, но по крайней мере в Утехе у него есть дом. Есть брат, с которым спокойно, пусть Рейстлин ему и завидует черной завистью. Есть отец, который, конечно, редко бывает дома и не слишком привязан к Рейстлину, но у него добрый голос и надежные руки. Есть мама... Безумная, ничего не понимающая и живущая где-то в мире своих фантазий и воспоминаний, и все же единственный близкий Рейстлину человек. Единственная, кроме него, владеющая Даром.
Нет, напомнил он себе. Это Дар владеет ею. В отличие от Розамун, Рейстлин знал причину сумасшествия своей матери. И прекрасно понимал: если он не будет учиться, с ним произойдет то же самое. Это приводило его в ужас. Нет, домой возвращаться нельзя. Пусть его соученики издеваются над ним, пусть учитель туп до невозможности, пусть в школе грязно и кормят чудовищно — для него это единственная надежда не сойти с ума.
На стульях было неудобно, ложе оказалось узким даже для него, жесткие края сидений вдавливались в бок. Но Рейстлин скоро пригрелся, и тело расслабилось, а веки отяжелели. Не в первый раз он подумал, что, должно быть, где-то есть школы получше. Там преподают настоящие маги, там все ученики такие, как он — магия пылает у них в крови, и они хотят учиться. Ведь откуда-то берутся маги Конклава, такие, как Антимодес — не из подобных же Гордо и Матту они вырастают! Возможно, стоило бы написать Антимодесу и попросить помочь перевестись в такую школу. Но это будет далеко. Рейстлин вздохнул. Он и так по четыре месяца не бывает дома, а если уехать в другую школу, то неизвестно, можно ли будет приезжать в Утеху хотя бы на каникулы. Рейстлин не мог оставить мать и Карамона. Нет, придется терпеть.
С этой мыслью он уснул.
— Некоторые ученые считают, что грамматика магического языка произошла от древнего языка драконов, и даже является его упрощенной версией, — бубнил Теобальд себе под нос. — Конечно, это мнение ошибочно, потому что драконов никогда не существовало...
"Никогда не существовало!" — подумал Рейстлин возмущенно-насмешливо. Вообще-то он и сам не верил в существование драконов, но ему инстинктивно хотелось возражать Теобальду во всем. И потом, какой же мальчишка с фантазией не хочет, чтобы драконы существовали?
— Особенности грамматики магического языка заключаются в том, что значение фразы определяет сразу множество факторов. Например, порядок слов. Если вы переставите или опустите хотя бы одно слово, фраза будет означать уже совсем другое. Поэтому к построению фраз на магическом языке предъявляются очень жесткие требования...
Некоторое время тому назад Рейстлин бросался на подобные крохи полезного знания, как кошка бросается из засады на мышь. Но сейчас он успевал освоить их самостоятельно, по книгам из школьной библиотеки, задолго до того, как Теобальд говорил о них в классе. Поэтому уроки были для него очень скучными. Ценил Рейстлин только практические занятия, и то не слишком: например, он быстро понял, что магическое произношение у Теобальда не ахти, поэтому правильно поставить ученикам фонетику он все равно не может.
"Если бы у меня был другой учитель, и если бы ему не нужно было тратить время на то, чтобы вдолбить хоть что-то этим тупицам, — Рейстлин раздраженно оглянулся вокруг, — я мог бы освоить программу этой школы за два года. Ну, максимум за три. А так... сколько же мне предстоит тратить тут время? Боги магии, сколько же лет я тут просижу?"
Он усмехнулся про себя и закусил губу. Ну, освоит он программу магической школы в одиннадцать лет. Дальше-то что? Все равно ни один архимаг не возьмет его в обучение до Испытания. А к Испытанию допускают не раньше двадцати пяти лет.
Рейстлин содрогнулся. Нет, он не боялся Испытания. В конце концов, если даже такая бездарность, как Теобальд, прошла это Испытание, значит, там нет ничего сложного. Но мальчика приводила в ужас мысль о том, что ему предстоит до двадцати пяти лет сидеть в этом классе, слушать глупого учителя и терпеть насмешки соучеников, большинство из которых не обладает даже искоркой Дара, есть тушеную капусту и по четыре месяца не видеть родных. Боги, за что? Неужели нет другого способа получить магическое образование?
Он знал, что у него другого способа нет. Антимодес поместил его сюда, сказав, что в этой школе ему дадут хорошие, прочные основы. А Антимодес за него платил, что бы он там ни рассказывал о "фондах Конклава" и "поддержке многообещающих учеников". Рейстлина это возмущало, но деваться было некуда. Когда-нибудь он отдаст Антимодесу долг с процентами. Значит, учиться надо еще и для этого.
Что-то больно ударило по уху. Рейстлин дернулся, послышались приглушенные смешки. Рейстлин знал, что это: скрученный в шарик кусочек жеваного пергамента, выпущенный из духовой трубки. Он часто оказывался мишенью для подобных развлечений и уже почти привык, но это было просто больно.
Сжав зубы, Рейстлин наклонился над столом и принялся записывать правила конструирования магических фраз. Вообще-то он уже их знал, два месяца назад прочитал в книге, но повторение — мать учения. И Теобальд проверяет, записывают ли за ним ученики. Его не интересует, что Рейстлин уже может и сам рассказать эти правила. Рассказано — записывай.
— Если в предложении два субъекта, то следует обратить особое внимание на соединяющий их предлог... — Теобальд отвернулся к доске, чтобы выписать соединительные предлоги. Рейстлин обмакнул перо в чернильницу.
В это время сбоку от него Матт дал сигнал взмахом руки. В следующий миг Рейстлину в ухо опять врезался шарик жеваного пергамента, он невольно дернулся, с другой стороны просвистела тонкая петля с грузиком, захватила перо и резко рванула его в сторону. Рейстлин, пытавшийся справиться с несильной, но резкой болью, не сумел удержать перо, и от рывка чернильница опрокинулась, заливая стол и все то, что Рейстлин записал.
— Господин магистр!
— Да, Пирс? — спросил Теобальд, не оборачиваясь.
— А Маджере чернильницу опрокинул!
— Что? — Учитель обернулся. Чернила растекались у Рейстлина по столу, подползали с краю. Рейстлин вскочил, пытаясь уберечь одежду от пятен.
— Маджере... — Теобальд готов был взорваться. Ученики отлично знали, что Теобальд не ударит Рейстлина, как бы сильно ему этого ни хотелось. Но посмотреть на бессильно злящегося учителя ведь не менее смешно, чем на бессильно злящегося Хитреца, а уж если они бессильно злятся одновременно, это же вообще удовольствие из удовольствий!
Учитель посмотрел Рейстлину в глаза. В этих глазах стыла злость, не меньшая, чем пылающий учительский праведный гнев. Теобальд вздохнул. Он отлично знал, что Маджере опрокинул чернильницу не из-за неловкости и не из-за шалости.
— Гордо, пойди скажи Марм, чтобы принесла ведро воды и тряпку.
— А че я, че я-то? — спросил здоровенный Гордо. — Маджере чернила разлил, а я иди, да?
— Ты смеешь мне возражать? — в учительских руках немедленно взвился прут. Вот уж ударить Гордо учителю ничего не мешало.
Пригнувшись, Гордо выскочил из класса.
— А, Хитрец пожаловал.
Рейстлин сердито посмотрел на группу мальчиков, околачивавшуюся в туалете. Что они тут делают? Уже и в туалет невозможно сходить спокойно!
Он направился к одной из кабинок, вошел и попытался закрыть за собой дверь. Но мальчишки ему не позволили.
Рейстлин недоуменно оглянулся на парней, державших дверь.
— Закройте, — холодно сказал он.
— Обойдешься, — усмехнулся один из них, Далверт — тип немногим младше и меньше Гордо. — Делай то, зачем пришел.
Только этого не хватало!
Рейстлин шагнул к двери, но его не выпустили.
— Э, нет, Хитрец, ты так дешево не отделаешься, — с той же нехорошей усмешкой сказал Далверт. — Мы пришли смотреть, как ты писаешь, и мы это сделаем.
— В конце концов, чего стесняться-то? — поддакнул Дэн Пирс. — Мы же твои друзья!
В Рейстлине вскипела отчаянная ярость зверя, загнанного в угол. Физиологической потребности не избежать, справиться с пятью мальчишками он не мог, а мысль о публичном... этом действии вызывала у него омерзение.
Он посмотрел в ухмыляющиеся лица, отвернулся, сжал зубы и расстегнул брюки.
— Э, нет, так не пойдет! — послышалось сзади. — Спускай штаны, а то мы ничего интересного не увидим!
Злоба и ярость взревели так, что заглушили смущение. Мальчик выполнил и это унизительное требование, начал процесс... и через секунду резко развернулся.
— Пришли смотреть, как я писаю? — крикнул он, глядя, как на лицах облитых зрителей садистское наслаждение сменяется ошеломлением. — Ну смотрите!
Далверт, которому досталось больше всех, в бешенстве шагнул вперед и схватил Рейстлина за шею.
— Утоплю гаденыша... — проревел он, свободной рукой ударив мальчика в пах. Рейстлин со стоном обмяк. Далверт швырнул его лицом на отверстие туалета и принялся проталкивать голову Рейстлина в это отверстие.
— Э, нет, погоди, — послышался какой-то более рассудительный голос. — Ты его и правда утопишь, а нам потом отвечать.
— Да плевать, — прошипел озверевший Далверт, пропихивая в отверстие узкие плечи Рейстлина.
От боли и вони мальчик начал терять сознание.
"Карамон..."
Карамон, выводивший на пергаменте "3+2=...", резко поднял голову.
— Что случилось? — ласково спросила Розамун. У нее уже несколько дней не было трансов. В такие периоды она честно старалась быть хорошей матерью. Хотя бы для Карамона, потому что больше в доме никого из детей не осталось. Поскольку простейшую еду Карамон способен был уже приготовить и сам, а купать детей, стирать и шить одежду дочь палантасского богача все равно не умела, она справедливо решила, что нужно дать ребенку то, что она может, то есть обучить его грамоте и счету. К этому занятию она относилась крайне серьезно — даже чересчур серьезно, по мнению Карамона.
— Мне кажется, что с Рейстом беда.
— Ну что ты, малыш. С Рейстлином все в порядке, он в школе.
— Я знаю, что он в школе, мам! — Тревога, захлестнувшая Карамона, с каждой секундой росла. Он вскочил. — Мне кажется, что с ним что-то нехорошее, что ему плохо!
— Сядь, — властно-требовательно сказала Розамун. — Тебе просто надоело решать примеры. В школе есть учителя, есть служители, они не допустят, чтобы с кем-то из учеников произошло что-то плохое.
Недоумевая, куда делись ясновидческие способности матери, Карамон со вздохом сел. Он не мог сказать, откуда взялась эта ошеломляющая тревога. Ему было ясно: близнецу больно, страшно, неизбывно больно. Рейстлина надо спасать. А он сидит тут, как дурак, и тупо таращится на цифры три и два. Да плевать ему, сколько это будет!
Но Карамону было только восемь лет. Он очень любил мать и не хотел ее сердить. В конце концов, если он будет с ней спорить, у нее опять может начаться транс. Может, ему просто показалось.
— Три плюс два будет пять, мам, — сказал он. — Можно, я все-таки схожу к Рейсту в школу? Тут недалеко, всего пять миль!
— Что за блажь, Карамон! — возмущенно сказала Розамун. — Еще пять примеров, а потом чистописание.
Только через час мать отпустила Карамона.
— Молодец, — сказала она, — ты сегодня очень прилежно трудился. — Неудивительно: Карамон понял, что единственный способ все-таки получить возможность побежать в школу — это выполнить мамины задания как можно лучше и быстрее.
— Я пойду погуляю, — сказал мальчик, надевая зимние башмаки и накидывая теплый плащ.
— Смотри, недолго, скоро стемнеет!
Карамон, не отвечая, выбежал из дома и очертя голову бросился вниз по лестнице.
Рейстлин очнулся на диване в кабинете Теобальда. Было очень больно, бил озноб.
Он моментально вспомнил то, что произошло в туалете. Значит, его все-таки вытащили? Он был уверен, что задохнется там, в тошнотворной вонючей темноте.
— Пришел в себя? — хмуро спросил Теобальд. — Слава Солинари. Как ты себя чувствуешь?
— Плохо, — прошептал мальчик.
— Я думаю. Далверт тебя всего измолотил.
— Спасибо, — тихо сказал Рейстлин.
— За что? — удивился учитель. — За то, что я тебя у них отобрал? Было бы весьма печально, если бы тебя и правда утопили. Я бы не хотел отвечать перед твоими родителями и Архимагом Антимодесом за твою шкуру.
Рейстлин молчал. В камине ревело пламя, но ему было холодно. Почему? Неужели опять лихорадка?
— Вот что, Маджере, — Теобальд прошелся туда-сюда по кабинету. — Мне это начинает надоедать. Раньше, по крайней мере, все сводилось к словесным перепалкам. А теперь что ни день, то хуже. То постель тебе пришлось менять не в срок, то разлитая чернильница, теперь это...
— Они сами, — прошептал Рейстлин.
— Понятно, что ты не идиот, чтобы нарываться на Гордо и Далверта, — усмехнулся Теобальд. — Но тем не менее дело в тебе, а не в них. Да, Гордо туп, как бык, а Далверт весьма агрессивен. Но они человеческие дети, а не огрята и не гоблинята. Пока тебя в школе не было, ничего подобного не происходило. Я не знаю, почему ты вызываешь у них такую злобу, но будь добр, разберись и сделай так, чтобы подобного не повторялось.
Рейстлин окаменел. Если бы он мог! Можно подумать, подобное доставляет ему удовольствие!
— Я не знаю, как это сделать, магистр, — прошептал он. — Я не могу поглупеть им в угоду.
Теобальд покачал головой и присел на край дивана.
— Ты думаешь, что они издеваются над тобой, потому что ты умнее их? Отчасти это правда. И то, что из моих нынешних учеников ты единственный, у кого есть шанс стать магом — тоже правда. — Несмотря на боль, озноб и унижение, Рейстлину стало приятно. — Но, Маджере, я не первый год преподаю в этой школе. Я выпустил нескольких удачных магов. Я не знаю, были ли они умнее тебя или глупее, но умненькие и старательные — это точно. И никого из них не изводили так, как тебя. Хотя типы вроде Гордо и Далверта присутствуют здесь постоянно.
Рейстлин вздохнул. Он тихо завидовал этим неведомым "удачным магам", которым удалось сравнительно без мучений, с одной только досадливой скукой, закончить это учебное заведение.
— Тебе предстоит учиться здесь еще много лет. Если так дальше будет продолжаться, я не знаю, к чему это приведет, но к чему-нибудь нехорошему. Я бы не хотел получить из-за тебя проблемы с Конклавом. Вообще я думаю, что, возможно, мне стоит поговорить о тебе с Антимодесом. Возможно, тебе стоит из школы уйти.
— Нет! — Рейстлин в ужасе приподнялся. Если его исключат из школы, это будет полным крахом его жизни. — Пожалуйста, не надо! Я хочу учиться!
— Я знаю. И сейчас ты мой единственный ученик, который хочет учиться, — вздохнул Теобальд. Рейстлин удивленно смотрел на него: оказывается, учитель-то не так туп, как ему казалось. — Но, понимаешь, Маджере, за таких, как Гордо и Далверт, платят так же, как и за тебя. Я не могу от них отказаться.
Рейстлин не понимал. Собственно, он не понимал этого с самого начала. Причем тут деньги? Какой смысл в обучении Искусству тех, у кого нет Дара? Каким бы слабым и бездарным магом ни был Теобальд, он же маг! Маг Конклава! Должен же он это понимать! Почему Теобальд признает его единственным достойным учеником и все же думает, как от него отказаться?
— Короче, Маджере, — похоже, Теобальду этот разговор, как и сам Рейстлин, был очень неприятен. — Это твоя проблема. Изволь ее решить. Я оставлю тебя здесь дня на два, Марм принесет тебе еду и все необходимое. Потом вернешься в общую спальню. — С этими словами Теобальд вышел.
Ну что ж. Хотя бы два дня отдыха у него будет. С этой мыслью Рейстлин закрыл глаза.
...— Я пришел повидать моего брата, господин учитель!
Сон моментально слетел с Рейстлина. Он приподнялся на локтях, дрожа. Может, показалось?
— Какого брата? — послышался недовольный голос Теобальда.
— Рейстлина Маджере, вашего ученика!
Точно. Карамон. Каким чудом он здесь оказался? Рейстлин упал на диван. Почему вдруг стало теплее? И озноб все меньше. Карамон здесь, значит, Рейстлин под защитой. Карамон не даст его в обиду всяким Гордо, Маттам и Далвертам.
— Почему тебе вдруг понадобилось его навещать?
— Мне показалось, что с ним беда, господин учитель!
Последовала минута тишины. Потом послышались шаги, и дверь кабинета открылась. Теобальд пропустил Карамона внутрь.
Мальчик сразу же бросился к брату.
— Рейст, тебе плохо? Ты заболел?
— Да, я... заболел, — прошептал Рейстлин. При виде встревоженного лица Карамона он невольно улыбнулся.
— Это теперь называется заболел? У тебя все лицо в синяках! Кто тебя?
— Неважно... Спасибо, что пришел, — Рейстлин выпростал ладонь из-под одеяла и взял Карамона за руку.
— Ничего себе неважно! Скажи, кто это, я пойду объясню им, что с моим братом так поступать нельзя.
Рейстлин прикрыл глаза. Как это было бы просто — назвать Гордо и Далверта и послушать, как брат бьет им морды. Они, конечно, крупные мальчики, но Карамон с ними наверняка справится. В Утехе он справлялся с подобными парнями играючи. И, надо признать, это было бы ужасно приятно.
...Только это ничего не изменит.
— Нет, Карамон, — Рейстлин сжал ладонь близнеца. — Здесь не Утеха, здесь... другие порядки. Пожалуйста, посиди со мной немного. Как мама?
— Она ничего... — Карамон сел на край дивана. — Учит меня складывать. Но мне это не нравится, Рейст! Плохо, что тут такие порядки. Знаешь что? Я думаю, тебе не стоит здесь оставаться. Давай я сбегаю к Сейджам. Думаю, старший Сейдж не откажется отвезти тебя домой.
...Как это было бы просто...
Почему мир Карамона так прост, а его мир так сложен?
— Не надо, — покачал головой Рейстлин. — Я никуда отсюда не уйду.
— Несмотря на то, что тебя тут бьют, а я далеко?
— Да.
— Слушай, Рейст, и что тебе так далась эта магия?
Увы, эту идею Рейстлин Карамону объяснить так и не сумел.
— Магия — часть меня, — в который раз сказал он. — Она как меч. Меч должен быть выкован.
Далверта все-таки исключили. Деньги деньгами, но подобные выходки в школе Конклава допускать было нельзя. Похоже, Далверт не слишком огорчался.
Карамон так и не понял, почему Рейстлин настаивает на том, чтобы оставаться в школе. С его точки зрения, это было совершенно бессмысленно. Научить писать и читать может и мама, думал он. А что до рейстлиновой магии, то никакая магия не стоит таких мучений. Но изменить решение брата Карамон не сумел и, посидев с ним около часа, отправился обратно в Утеху.
Теобальд придумал гениальный педагогический ход: он заставил Рейстлина в течение недели мыть полы и столы в классе. Этим он успокоил родителей далвертовых приятелей, возмущавшихся, что "этот агрессивный мальчик оскорбил наших детей!", и несколько снизил градус нетерпимости к Рейстлину у самих учеников. Над ним посмеивались, обзывали "мармиком", но это были мелочи, на которые Рейстлин не обращал внимания.
Ему было восемь лет. Впереди были долгие годы обучения в этой школе.