Солнце уже заметно пригревало, корзинка приятно оттягивала руку, Кай трусил рядом. Я шла домой, мысленно составляя план действий на сегодня: в первую очередь промыть корни розовой эстреллы, затем положить в сушильную комнату листья печеночника, нарезать корневища камнецветки...
Важно было вернуться домой до того, как солнце начнет припекать всерьез. Иначе травы в корзинке подвянут, и весь мой утренний труд окажется напрасным. Поэтому я совершенно не собиралась задерживаться по дороге. До Утехи оставалос ь не больше мили, когда я заметила среди деревьев маленькую фигурку.
Услышав мои шаги, мальчик поднял голову — ого, вот это глазищи! — вскочил и кивнул, опасливо поглядывая на волка. Э, да я же его знаю! У нас в Утехе только один такой. Почетный клиент, можно сказать. Что это он тут делает? В одной руке ножик, в другой лист белокопытника, рядом на траве лежит самодельная папка из двух деревянных рамок, обтянутых кожей, из нее торчит несколько стебельков... Так, это что, утехинские дети нынче ботаникой увлеклись?
— Привет, малыш. Не бойся Кая, он совсем ручной. Зачем тебе белокопытник? Хочешь изготовить лекарство от сенной лихорадки?
— А помогает? — и без того огромные глаза мальчика распахнулись еще шире.
— Много от чего. От кашля, от головной боли, от отеков, от глистов и даже используется как припарки во время чумы. Только если готовить лекарства, то нужны не только листья, но и корневища. — Я недоуменно посмотрела на самодельную папку.
— В-вы маг? — нерешительно спросил мальчик.
— Я? Да что ты! Я просто травница, знахарка. А ты что, маг?
— Я — да. То есть я учусь, — объяснил мальчик.
— Ах, да! — Точно, говорили что-то о том, что дровосек Маджере отправил сына учиться в магическую школу. — Ты учишься у этого осла Теобальда!
Ох, язык мой — враг мой. Мое положение в Утехе, хоть и создает мне порой проблемы, позволяет мне говорить то, что я думаю. Но хорошо ли говорить ученику такие вещи об учителе?
Хорошо. Мальчик расслабился, уголки бледных губ тронула улыбка. Э, да ты отлично знаешь цену старому напыщенному дураку! Молодец, малыш.
— Да, я учусь на волшебника, — холодные недетские глаза немного смягчились. — Простите, госпожа, я не знаю вашего имени...
Я махнула рукой.
— Вот только давай без "госпожи", а? Я Меггин. Чокнутая Меггин, как меня называют в Утехе. Ну, с твоей стороны будет весьма любезно обойтись без "чокнутой", а просто "Меггин" меня вполне устраивает.
— А меня зовут Рейстлин Маджере.
— Я тебя знаю, малыш. Твой отец немало заплатил мне за лекарства для тебя.
На бледных щеках Рейстлина появились алые пятна, он опустил голову. Ох, Меггин, язык твой — враг твой... Можно подумать, ты не понимаешь, каково должно быть этому мальчику, когда ему напоминают о его болезнях.
— Извини. Стесняться нечего. Я составляю и продаю лекарства, это моя работа. Так зачем тебе белокопытник? Теобальд задал задание на лето?
— Да, это материальные компоненты для заклинаний. Нужно собрать гербарий. Ну, разные травы в течение лета.
— Понятно. Можно глянуть?
Рейстлин подобрал с земли папку и подал мне. Я посмотрела на ее содержимое.
— Скажи пожалуйста, ты действительно собираешься использовать это в качестве компонентов для заклинаний?
— Н-нет, — мальчик покачал головой и осторожно забрал у меня папку. — Мы еще не дошли до заклинаний. Магистр Теобальд просто велел собрать самые распространенные травы, которые используются в магии. Засушить и запомнить.
— Ну конечно, Теобальд в своем репертуаре. — Мальчик не сводил с меня глаз, как будто ждал какого-то откровения. Кай, увидев, что я разговариваю, отошел в сторонку и улегся на траву. Ну, малыш, магических тайн я тебе не открою, конечно, но... — Видишь ли, лечебная сила трав со временем меняется, и не только в зависимости от сезона, но и в зависимости от времени суток. Если собирать травы в правильное время, их лечебная сила наибольшая, а если нет, то может и никакой не быть. И я подозреваю - хотя я, конечно, не уверена - что магическая сила трав меняется так же, как и лечебная. А вот этого-то Теобальд вам и не объяснил. Мало запомнить, как растение выглядит и где растет. Нужно знать его нрав, понимать его потребности, знать характер. Из этого станет ясно, когда и как правильно собирать травы, как их обрабатывать и хранить. - Маленький Рейстлин, похоже, впитывал все, что я говорила, словно губка. Потрясающий мальчик! От любого другого утехинского ребенка это отскочило бы, как мяч от стенки.
Солнце начинало понемногу припекать. Если я увлекусь разговором, сегодняшний сбор придется выкинуть. А, ладно! Часто ли, Меггин, тебя вот так слушают?
— Он нам это не объяснял, да, — смущенно подтвердил Рейстлин. — Я не уверен, что он вообще все это знает.
— Конечно, не знает! Откуда же ему знать, если он белокопытник от мать-и-мачехи не отличает?
— Откуда вы знаете? — заинтересовался мальчик.
— А, я Теобальда не первый год знаю. У него ведь дети живут весь учебный сезон, и порой болеют — как ты думаешь, где почтенный учитель берет для них лекарства? Окрест на двадцать миль других знахарей нет. Так что и встречаться, и беседовать... приходилось.
Я внимательно оглядела мальчика. Запущен до крайности. Чумазый, волосы грязные и спутанные, руки-ноги в земле, рубашку и штаны непонятно когда в последний раз стирали. И запах соответствующий. Неудивительно, ведь заниматься им некому — я прекрасно знала о состоянии Розамун.
— Сколько тебе сейчас лет? — по сложению ему можно было дать лет семь-восемь, но взрослые глаза сбивали с толку.
— Десять.
— Вот что, Рейстлин, — сердце у меня неожиданно забилось гулко и глухо, но я не подала виду, — хочешь побольше узнать о травах? То, что тебе никогда не расскажет Теобальд?
— Очень хочу, госпожа Меггин!
— Я что сказала? — нахмурилась я. — Никаких "госпож" тут нет. Просто Меггин и все. Так вот. Ты завтра после обеда свободен?
— Да. Занятия в школе закончились и начнутся только через три с половиной месяца.
— Прекрасно. Приходи ко мне домой. — Я объяснила, как найти мой дом. — Только вот что. Меня в Утехе не слишком-то уважают, и я не хочу, чтобы у тебя от этого были проблемы. Поэтому я бы тебе советовала никому не говорить, куда ты идешь, и постараться прийти тайком. Хорошо?
— Хорошо! — глаза Рейстлина просто засияли. — Я приду. Только...
— Только что?
— У меня нет денег, чтобы платить вам за занятия, — сказал будущий маг, не опуская глаз.
— А я не занимаюсь за плату. За плату я лечу и лекарства продаю. Запомни: знахари не берут платных учеников.
Это было правдой — за мое обучение тоже никто не платил.
Я до сих пор не знаю, где я родилась. Может, в Палантасе, может, в Тарсисе, а может, вообще в Каламане. Конечно, любой почтенный житель этих городов удивится — как их можно спутать? Но все, что видит в большом городе ребенок нищенки — грязные переулки, а они во всех городах одинаковые.
Но город, в котором я жила, был цивилизованным. Наверно, это все-таки был Палантас. А может, Тарсис. Какая разница? Важно то, что там время от времени проводились "зачистки". Что делали со взрослыми нищими, пойманными на улицах, я не знаю. А детей отправляли в приюты.
В приюте было неплохо. Он находился где-то в лесу, недалеко от города, и о детях там более-менее заботились. Во всяком случае, в детстве я была куда чище и ухоженнее, чем отнюдь не сирота Рейстлин Маджере. И обучали нас там, хоть и мало чему кроме грамоты и счета.
Когда мне было лет семь, в приют однажды пришел пожилой человек. Он выложил на стол кое-какие травы и предложил нам, воспитанникам, несколько простых заданий — определить растения, кто сколько сможет, рассортировать, нарезать корневище... мне все это показалось простым и довольно интересным, я неплохо справилась, и незнакомец предложил взять меня в ученицы.
В приюте были этому очень рады. Дать детям профессии приюту было не под силу, и если мальчики, вырастая, могли пойти в воины или наниматься работниками, то девочкам куда? Конечно, нас учили шить, но мало кто этому серьезно учился — я, например, только пуговицу пришить могу. Поэтому, когда я стала заниматься у знахаря, администрация в отношении меня вздохнула с облегчением, считая, что мое будущее обеспечено.
А я, конечно, тогда не знала, на что так легкомысленно подписалась.
Знахарке не суждено иметь семью. Когда лечить чужих детей, имея на руках своих? Да и до детей-то обычно не доходит, потому что какому же парню понравится, если к его невесте в любое время могут прибежать и потребовать немедленно изготовить лекарство, а то и мчаться на другой конец города лечить колики или снимать приступ подагры? В любое — значит в любое. Значит и глухой ночью... проще говоря, и из постели могут вытащить. Словом, я рано поняла, что на мужа и детей у меня надежды нет.
Нет, была любовь, еще когда я только приехала в Утеху. Сейчас он — преуспевающий торговец, почетный гражданин города, у него пятеро детей, и время от времени он присылает за лекарствами для них. Если бы я тогда сохранила беременность, у него было бы шесть детей... но когда ко мне в дом постучались и закричали, что меня срочно зовут к ребенку с лихорадкой, простите, прямо во время любовного акта, он заявил, что я как жена его не устраиваю, и собрал вещички. Что я после этого сделала, то и сделала. Стараюсь не вспоминать.
Еще хуже то, что знахарка в деревне — а Утеха, по сути, и есть большая деревня — что-то вроде местной сумасшедшей. Да, меня зовут к больным, но здоровые от меня шарахаются. И с чего бы это? Не из-за Кая же — я его завела после того, как во время ярмарки несколько подвыпивших парней попытались меня избить. И не из-за обстановки моего дома - кто и когда заходил в мой дом?
Я думаю, теперь понятно, почему я так заволновалась, когда от моих рассказов о травах у маленького сына дровосека засияли глаза.
На следующий день он действительно пришел. Кай его узнал и не рычал. Я впустила Рейстлина в дом и быстро закрыла дверь.
— Ну как, нравится? — спросила я с улыбкой, увидев, что мальчик изумленно оглядывается вокруг.
— Что... зачем это все? — спросил он, показывая на череп и кости на столе.
— Видишь ли, Рейстлин, чтобы лечить людей, нужно знать, как они устроены. Если ты захочешь, я тебе все это объясню. Но сейчас мы займемся травами.
— Да, я готов, — кивнул мальчик.
— В таком случае первое, что тебе нужно сделать, это помыться.
— Что??? — изумился Рейстлин.
— В работе с травами, лекарствами, вообще любыми зельями очень важна чистота. А как соблюсти чистоту на рабочем столе при грязном теле? Я согрела для тебя воды, так что иди мойся.
— Но мне переодеться не во что.
— Надень вот это, — я вручила ему свой старый халат, который еще вчера подрезала примерно по его росту. — Твою одежду мы постираем и высушим, пока будем заниматься.
Выяснилось, что "мыться" в представлении сына дровосека — это торопливо и небрежно облиться водой.
— Не пойдет, — сказала я, увидев результат. — Если бы ты мылся вчера, то куда ни шло. А так... пойдем-ка, покажу тебе, как это делается.
Рейстлин покраснел.
— Нечего смущаться. Я знахарка, а знахарям, знаешь ли, приходится видеть людей в самых разных видах. И одетых, и не очень, и совсем не одетых.
Отскрести от него грязь — это была та еще задача, но я справилась. Волосы были так запущены, что в какой-то момент я подумала, не проще ли их отстричь, но все-таки решила, что для его родных это будет слишком большим шоком. Интересно, в семье Маджере что, моются только на Солнцестояние? Не удивлюсь, если так. И у Теобальда, конечно, гигиене не учат.
Наконец процесс превращения замарашки в приличного ребенка был закончен. А результат мне понравился! Чистота ему определенно идет. Не могу сказать, что он стал красивым мальчиком — не то слово. Слишком худ и бледен. Скорее в нем проявилась некая утонченность, изящество. Тонкое лицо, красивые руки с гибкими пальцами. И откуда это все у сына дровосека? Хотя его мать, вроде бы, происходит из богатой палантасской семьи. По крайней мере, так говорят. Глядя на Рейстлина, я этому поверила. У крестьян таких детей не бывает, кому это и знать, как не мне.
Зная, как легко заболевает Рейстлин, я сразу же после мытья усадила его перед горящим камином — греться и сушиться. Хоть сейчас и тепло, а рисковать все равно не стоит.
— А как часто надо мыться, чтобы работать с травами, госпожа... то есть Меггин? — поправился он.
— Ну, желательно хотя бы раз в три дня. — Глаза цвета синего льда изумленно распахнулись. Ох, что ж ты делаешь, Меггин? Ведь мальчик привыкнет к чистоте, очень быстро к ней привыкнет — это уже сейчас видно. И что он будет делать с ароматами, исходящими от отца и брата? Как будет терпеть вонь, царящую у Теобальда?
А как я терплю, когда хожу лечить всех этих крестьян, которые потом плюются у меня за спиной? Разве у них пахнет лучше?
С другой стороны, он ведь учится на мага, так что ему придется иметь дело с куда более неприятно пахнущими вещами, чем травы. Я, конечно, не волшебница, но что используется для создания огненного шара, отлично знаю. Так что большой брезгливости он себе в любом случае позволить не сможет.
— Ты согрелся?
— Да.
— Прекрасно. Тогда иди вот сюда, к столу. Здесь я выложила несколько образцов трав, характерных для окрестностей Утехи. Ты можешь их опознать?
— Да. Это репейник, это мелисса, это ноготочник... а что это такое, я не знаю, — сказал Рейстлин, осторожно приподнимая тонкий стебель с мелкими плотными листьями и белыми цветками.
— Хм, — я прищурилась, глядя на него, — а вот это растение тебе бы следовало знать! Оно названо в честь одного из забытых богов, имя которого звучит так же, как твоя фамилия - Маджере. Растение называется майоран.
— Майоран, — повторил он, слегка улыбаясь. Похоже, растение ему понравилось.
— Осторожно оторви один листик, разотри в пальцах и понюхай. Нравится?
— Да, очень!
— Большинство трав лучше всего собирать на рассвете, когда выпадает роса, и майоран не исключение. — Я нахмурилась. — А тебе как раз нельзя бегать по росе. Во всяком случае, босиком. У тебя есть хорошие ботинки? Такие, чтобы не промокали?
— Есть, но они для холодной погоды.
— Ничего, утренняя роса очень холодная. А сейчас займемся основами заготовки трав. Я сегодня принесла кое-что из леса, — я кивнула на свежие стебли и корневища, разложенные на столе. — Очень важно обработать растения, пока они не подвяли. Хотя и тут есть исключения - некоторые листья и травы специально оставляют подвять. Но в основном их нужно обрабатывать свежими. Сначала идет промывка. Смотри, это делается вот так...
— Я хочу сам собрать все травы для этого лекарства! — заявил он мне через месяц.
— Видишь ли, малыш, есть проблема. Звездчатку-то нужно собирать ночью. Ребенку ночью в лес ходить нельзя.
— Почему? Я могу пойти и ночью.
— Нет, Рейстлин, не надо. — Я покачала головой. — Я взрослый человек, у меня есть Кай, и потом, если со мной что и случится - никто плакать не будет. А ты совсем маленький, и у тебя есть родители. Не стоит рисковать. Я сама соберу звездчатку. Через пару ночей полнолуние Солинари, будет совсем светло - вот и схожу.
Кто бы сомневался, что на следующий день он пришел ко мне со свежайшей, совершенно правильно собранной звездчаткой!
— Самым трудным было дождаться ночи и не уснуть, — рассказывал он мне, ловко обрезая ножом краешки листьев. Я глаз не могла отвести от его пальчиков — он уже обрабатывал звездчатку лучше меня! - Обычно я ложусь очень рано, потому что устаю. Глаза ужасно слипались. Но я дождался, пока все заснут, вылез в окно и пошел в лес. Это было совсем нетрудно, звездчатка растет почти у опушки, и никаких зверей не было.
— Да звери-то летом обычно для человека не опасны, — пожала я плечами. — Вот если бы какой-нибудь двуногий мерзавец там оказался, было бы куда хуже. Ты ведь даже убежать не можешь или на дерево залезть.
Рейстлин нахмурился.
— Но ведь все прошло хорошо, верно? — сказал он и потянул к себе очередную веточку звездчатки.
Прошло восемнадцать лет.
Архимаг Рейстлин Маджере собирался в путешествие без возврата. Победит он или проиграет — в любом случае ему больше не ходить среди людей.
Как будто он и так в последние годы часто это делал...
Он дописывал целый ряд работ. Рассказ о детстве и юности уже был почти готов, оставалось самое трудное — описать Испытание. Завершения ждали сборник боевых заклинаний собственной разработки, руководство по работе с существами из других планов, учебник по вивисекции... и большой трактат о травах.
Просматривая написанный накануне раздел о влиянии положения лун и планет на магическую силу трав, Рейстлин вдруг вспомнил Чокнутую Меггин — свою первую наставницу по травничеству, биологии и медицине, одну из немногих, кто его действительно чему-то учил. Жива ли она сейчас? Где она?
Он мог бы узнать о ее судьбе магическим путем, но для него это не имело большого значения. Но в Утехе, наверно, очень удивились бы, если бы узнали, что человек, перед которым трепетал весь Кринн, с благодарностью вспоминал о презренной знахарке.