Эта рукопись была найдена в подвалах Парижской Оперы, когда подземное озеро наконец было осушено. Несомненно, этого ожидали многие - легенда о Призраке Оперы оставалась неподтвержденной и беспокоила множество романтически настроенных умов. Теперь, наконец, исследователи смогли добраться до дальнего берега и действительно нашли там руины подземного жилища.
Нечего и говорить, с каким восторгом они вошли в легендарный Дом у Озера! Так подтвердилась наконец прекрасная и ужасная легенда, и господа Ренье и Галенье с радостью думали о предстоящих находках.
И они не были разочарованы. Среди прочих вещей они нашли разрушенный орган, несколько предметов мебели, соответствующих описаниям г-на Леру, остатки миниатюрного "дворца иллюзий" - ужасной пыточной камеры, маленькую комнату, в которой, должно быть, когда-то жила Кристина Дааэ.
В этой комнате господа Ренье и Галенье нашли рукопись, написанную красными чернилами. К их великому восторгу, это была легендарная партитура "Дона Жуана Торжествующего"! Еще никто и никогда не подтверждал существование этого таинственного сочинения, и вот они держат его в руках. Одно это подтвердило, что Призрак Оперы существовал.
Они также нашли несколько схематичных набросков разных устройств с использованием противовесов. В одном из них узнали механизм, который использовался в знаменитом зеркале гримерной мадемуазель Дааэ, другой механизм управлял дверью пыточной камеры... но некоторые схемы не удалось так легко интерпретировать.
Эти находки вдохновили двух исследователей на дальнейшие исследования окрестностей фонтана, где некоторое время нашли останки Эрика. И их усилия вскоре были вознаграждены обнаружением еще одной рукописи, спрятанной в маленьком тайнике в стене прохода прямо над могилой.
Этот второй манускрипт оказался еще более потрясающим. Написанный неуверенным почерком, он лежал в сухой нише за камнем стены. Г-н Ренье открыл его и прочитал несколько первых строк. И понял, что держит нечто, нигде и никогда не упоминавшееся - личный дневник Призрака Оперы!
Нечего и говорить, насколько это была великая находка. Теперь у нас есть подлинный портрет таинственного "Призрака", и, хотя эта рукопись проясняет множество непонятных моментов, у нее есть еще одно, гораздо более важное значение. Теперь мы действительно можем заглянуть в бездонную глубину одной из самых мрачных душ, которые когда-либо существовали.
А зачем нам это нужно? Возможно, чтобы увидеть возможную глубину нашего собственного падения. А возможно, чтобы не забывать, что мы все - часть так называемого "человечества", которое может не только провозглашать красивые идеалы, но и изуродовать чью-то душу, превратив ее в нечто очень далекое от идеала... Виноват ли Призрак Оперы в том, каким он был? Или это люди виноваты, такие, как вы и мы?..
Между прочим, в этом дневнике нет дат. Мы думаем, что Эрик не чувствовал необходимости точно знать момент своего существования. Для него даты не значили ничего или почти ничего. Поэтому мы не смогли с помощью этого дневника датировать события, касающиеся легенды. Может быть, это хорошо. Пусть что-нибудь остается тайной.
Зеркала. Зеркала...
Прошлой ночью они мне снились. Проклятые вещи кружились вокруг меня, дразнили меня, смеялись надо мной! Надо мной, некогда приручившим их!
Я знаю, что Султан Мазандерана так и не догадался об истиной причине создания Дворца Иллюзий. Ну, он и не думал никогда о таких вещах. Он получил то, что хотел, и все. И может быть, это было хорошо для меня, потому что... Хорошо? Боже, кто я такой, чтобы решать, что хорошо, а что нет? Хорошо ли, что я еще жив? Хорошо ли, что я обладаю властью над отражающими стеклами?
Хорошо ли видеть мое отражение в зеркале?
Ах, зеркала... Одно из самых дьявольских изобретений человеческого разума. Никто во всем мире не знает их истинной сути, никто, кроме Эрика. И в чем же их суть? Ах, их суть в том, что все думают, что зеркала говорят правду, но на самом деле они всегда лгут! И самое ужасное в этом всем, что правда запуталась в этой лжи, как мошка в паутине.
И каждая невинная девушка, любующаяся собой в зеркале, становится жертвой этой ужасной паутины, не зная, что ее душа уже запуталась в невидимых нитях.
Никто не свободен. Никто - кроме меня.
Вот поэтому я изобрел Дворец Иллюзий, потому что только я сумел разглядеть источник истинного могущества зеркал и овладеть им.
Если бы только я сам мог посмотреться в зеркало!
Она шла сквозь зеркала.
Она шла среди зеркал, и они не отражали ее! О, у них нет власти отразить ее, поймать ее в свою проклятую паутину. Была только она - и пустые стекла.
И я, невидимый.
Похоже, я ошибался. Она может отражаться в зеркале.
Это огромное зеркало в ее гримерной. Да, я видел ее отражение там. Очевидно, ее чистота небезупречна. Но почему именно это зеркало? Зеркало, которое создал я?
Может быть, в нем - часть моей власти?
Как оно посмело украсть у меня часть моей власти?
Прошлой ночью я хотел его разбить, но появилась она, и я ушел. Нет, она несовершенна... она может плакать. Богини не плачут, а люди отражаются в зеркалах. Она плакала, сидя перед проклятым стеклом, и оно, должно быть, отражало массу ее золотых волос, рассыпавшихся по столу.
Проклятье! Я не намерен отдавать ее этому стеклу!
И я запел.
Она идет сквозь зеркала, и они не отражают ее. Она ходит через них каждый день и даже не замечает этого. Любой другой человек заблудился бы во всех этих отражениях, но ее отражений не существует, поэтому она может петь для меня. Только одно отражение, в том проклятом, большом, насмешливом зеркале.
Единственное зеркало, которое обладает властью над ее несовершенством, и вот поэтому оно приведет ее ко мне.
В зрении нет правды; изображения всегда лгут. Слух правдив. Он обманывает, но все знают, что он обманывает, так что это своего рода честный обман. Когда я пою, разве я обещаю быть хорошим или нравиться всем вокруг? Нет. Я ничего не обещаю. Я только пою.
Я никогда не был так счастлив. Даже когда убивал на арене в Мазандеране или в каком-нибудь персидском или турецком лабиринте. Мне нравится петь невидимым, о, какое это наслаждение для меня! Моя кровь бежит по жилам, мой голос живет и дает мне жизнь, моя душа дрожит и раскрывается; мое тело извивается от наслаждения, потому что все, что я хочу передать ей, возвращается ко мне и воспламеняет мое тело так, как я хочу зажечь ее тело. О, ее глаза, мерцающие в полумраке, полные слез радости и надежды! Они не могут отличить правду от лжи, но кто сказал, что им это нужно? Они никогда не должны увидеть безобразия правды. О, Кристина, почему ты не слепа? Если бы ты была слепа, ты бы лучше видела... может быть, тогда ты смогла бы увидеть меня...
Это неважно, когда мы погружаемся во тьму. Во тьме зрение бессильно и никому не может навязать свои отравленный ложью откровения.
Во тьме все слепы.
Даже я.
Во тьме она наконец увидит меня.
Тьма - наказание для лживого зрения; слава Богу, для голоса тьмы не существует. Я всегда полагался на свои вокальные возможности. Я - это мой голос; я - невидимый ангел.
Ангел Музыки!
Это она меня так назвала. Раньше она не решалась, но вчера она наконец осмелилась спросить меня:
- Ты ведь Ангел Музыки, которого мне прислал мой отец, верно?
На мгновение мне показалось, что слух лжет, как зрение.
А потом я понял, что никакой лжи нет.
Если я не человек, если у меня нет лица, которое может отражаться в зеркале, если у меня нет тела, которое может испытывать жаркие наслаждения жизни, если я - только голос, то кто же я, как не ангел?
Я не лгал, когда ответил ей "Да".
Всегда существует наказание для тех, кто не лжет!
Этот мальчишка...
Ну конечно - как же я был глуп! Я видел, что она не отражается в этих грязных зеркалах, и забыл, что человеческие глаза - не зеркала. Они видят ее и восхищаются ею. Я - только голос; у нее есть тело и лицо богини. У ее тела есть собственные нужды, это видно по ее лицу; бедный бестелесный ангел может насытить только ее душу.
О, как она была счастлива, когда рассказывала мне о приезде своего друга детства!
Я думаю, она решила, что я тоже буду счастлив вместе с ней...
Она ошибалась.
О, нет, я совсем не ангел! Ангелы не бывают так несчастны, ангелы не плачут во тьме отчаяния. Ангелы не знают отвращения к себе.
Ей нужен кто-то, у кого есть отражение в зеркале. Кто-то, чей восхищенный взгляд она сможет видеть, чья рука будет обнимать ее, чье тело наполнит ее божественное тело наслаждением. Ей нужен не ангел... ей нужен мужчина.
А я еще мужчина?
Эрик, ты прекрасно знаешь ответ! А если нет, если ты его случайно позабыл, то возьми зеркало и посмотри в него!
И еще раз увидь уродливую правду... такую уродливую, что она не может быть правдой.
Я не чудовище!
Кристина, не смотри мне в лицо... оно ничего не значит... Кристина, у меня есть руки, которые жаждут обнимать тебя, тело, которое жаждет разделить с тобой свою страсть... У меня есть даже губы, чтобы шептать твое имя и ласкать твое лицо по ночам...
Если бы только ты была во тьме, Кристина...
Если бы только ты не хотела видеть.
Она хочет. Будь проклят этот виконт! Я его видел. Великолепная человеческая оболочка, ничего не скажешь. А внутри там что-нибудь есть? Кто знает. Эта великолепная оболочка прячет все, кроме себя.
Зрение и свет всегда лгут.
Но она смотрит на него с одобрением, а он смотрит на нее с восхищением.
А я смотрю в зеркало.
Смотри в зеркало, Эрик, хорошенько смотри!
Что ты там видишь?
Ты думаешь, что ты там видишь себя?
Мое лицо - величайшая ложь из всех. Даже моя маска и то честнее. Но что такое маска? Это всего лишь маска. Все верят в правду лиц. У них даже есть синоним для слова "откровенный" - "с открытым лицом".
С моим открытым лицом никто не поверит моей откровенности...
Смотри, Эрик, смотри в зеркало. Как тебе нравится чудовище там? Ты думаешь, что она тебя поцелует, и ты превратишься в прекрасного принца? У меня даже не хватает сил посмеяться над этой мыслью.
Она тебя поцелует... Она тебя поцелует...
Я разбиваю это зеркало!
О, как красив дождь осколков! В свете всех этих свечей... Стой, почему свечи? Почему в моем доме горит столько свечей?
Я задуваю их. Остаются только две свечи.
И потом я ухожу из своего дома, чтобы дать еще один урок Кристине - бестелесный, бесстрастный, исключительно духовный ангел...
Проклятье!
Я скрываюсь в тенях пятой ложи.
Я настолько бестелесен, насколько это возможно; ни зеркала, ни глаза не могут меня увидеть.
Я - тень тени; я - призрак из призраков. Нет, в моем теле нет желания; только в моей душе. Это желание сейчас будет удовлетворено.
О, услышать, как она поет!
Я никогда не мог петь на сцене: сцена - всего лишь еще одно воплощение вечного зеркала. Там всегда вокруг глаза, тысячи, миллионы глаз. Они жадны до зрелищ, они хотят поглотить свою добычу. Мой голос был голосом тьмы - у него не было ничего, что можно было бы им показать.
Но сейчас все изменилось.
Разве я ее учил? Нет. Зачем мне кого-то учить? Чего я мог бы этим добиться? Нет, я ее не учил; я сделал нечто более хитрое и дьявольское; я вложил в нее свой голос.
Она - зрелище для голодных глаз; она поет моим голосом.
В ней нет ничего, кроме моего голоса!
Берегись, виконт - ты играешь с огнем. Я позволяю глазам восхищаться ею, но не позволю ничьей плоти прикоснуться к ней.
Она моя!
И здесь, в тени пятой ложи, я молча вдохновляю ее. Я даю ей все, что у меня есть. И голодноглазая толпа слушает меня, думая, что слушает ее. Вот ирония торжествующей правды! Пой, мой Ангел Музыки! Пой для меня!
О, какой триумф!
Никогда еще в Опере не было такого восторженного рева. Я знаю, я здесь с начала ее существования. Это я построил фундамент Оперы, а потом Гарнье создал это огромное здание, и все это, хотя никто этого не знал, было для этого вечера, для тебя, для твоего божественного пения, для твоего триумфа, Кристина.
Твоего триумфа?
Это мой триумф!
Ты была моей маской; это я пел сегодня вечером.
О, Кристина, как я тоскую...
Ты потеряла сознание после представления, и все эти руки подхватили тебя, поддержали тебя и отнесли тебя в твою гримерную. Она была без сознания, ее голова покоилась на плече какой-то девушки, и все эти руки... не мои. Проклятье, это нечестно! Это я должен был подхватить ее в любящие объятия, отнести ее в постель, обласкать ее, успокоить ее, подарить ей наслаждение нежности и ласки...
Но она живет в мире, где правят зеркала, там нет справедливости.
Я заберу ее в свой мир!
- Кристина, нужно любить меня!
Нужно... нужно... как глоток воздуха для того, кто заперт в душной пыточной камере. Глоток воздуха, чтобы остудить пылающие легкие...
- Как ты можешь говорить мне такое, когда я пою только для тебя?
Вот триумф Ангела Музыки!
Конечно, она поет для меня, разве может быть по-другому, когда в ее груди - мой голос, в ее памяти - мой разум, в ее душе - моя страсть? Но я никогда не думал, что она это понимает - что она сможет это понять.
Она поет для меня... она поет для меня... моя бедная девочка, мое дитя, моя хрупкая прекрасная Кристина!
- Ты устала, не так ли?
Она бледна и слегка дрожит. Смертной нелегко петь голосом ангела.
- О да! Сегодня вечером я отдала тебе всю мою душу, и я мертва.
О мое бедное дитя.
Мои руки жаждут обнять ее, мои губы жаждут утешить ее...
- Твоя душа прекрасна, дитя мое, и я благодарю тебя. Ни один император еще не получал такого дара! Сегодня вечером ангелы плакали.
По крайней мере, один...
Зеркальные коридоры; их так много. Они разветвляются, пересекаются, изгибаются, прихотливыми извивами проходят через весь мир, и люди этого не понимают. Некоторые из них обречены вечно бродить по зеркальным коридорам и даже не замечать этого.
Один из них ведет в Перро-Гирек. Можно было бы сказать, что зеркальный коридор не может никуда вести, что это всего лишь иллюзия - и это будет неправдой. Зеркальные коридоры всегда куда-нибудь ведут - только чтобы дойти по ним до цели, нужно обладать определенной властью.
У нее есть эта власть. Она достаточно совершенна, чтобы не попасться в ловушку бесконечной иллюзии, и она знает путь. А виконт не знает - но он видит ее и просто следует за ней. Как легко следовать за чужим совершенством, полагаться на него, не искать собственный путь!
И я, конечно, я обладаю властью, чтобы пройти по этому коридору, потому что я знаю путь через зеркала.
Она пригласила виконта поехать с ней - а я поеду без приглашения!
Подожди, Кристина: для тебя еще не настало время пройти по коридору, ведущему в мое царство...
Тебе сначало нужно кое-чему научиться. Не находить путь - я тебе его укажу, о, я всегда буду указывать тебе путь - но всего лишь понимать правду и ложь зрения и слуха. О, в моем подземном царстве тебе понадобится это умение. Ну что ж, я тебя научу - этому я действительно тебя научу.
Эта скрипка - ты ее помнишь, конечно, не так ли? Она входит в твои сны, звучит в твоем разуме, когда ты молишься, следует за тобой, когда ты с грустью или радостью вспоминаешь о прошлом. Ну что ж, я тебе покажу, что то, что ты называла своим прошлым, тоже иллюзия - звук зачарованной скрипки твоего отца возвращается к тебе!
Потому что любовь - не иллюзия...
Он любил тебя...
Я люблю тебя...
"Воскрешение Лазаря", воскрешение прошлого. Воскрешение потерянной радости - ты ведь привыкла полагаться на музыку кого-то, кто любит тебя, ты была одинока без нее? Я верну тебе музыку, которая нужна тебе для счастья, я дам тебе все, что было у тебя раньше, и намного, намного больше! Мог бы твой виконт дать тебе это? Нет, никогда! Он может только следовать за тобой, хныча и жалуясь... А, он здесь, маленький морячок, воображающий себя опытным морским волком, которому нечего бояться в тихой бретонской деревушке? Я покажу ему, что он ошибается!
Тем, кто пытается вырвать тебя из моей невидимой хватки, всегда есть чего бояться.
Ага, мой дорогой моряк, молодому человеку, очарованному чертами красивой девушки, не так то-легко смотреть в мое лицо? Ты уже собираешься упасть в обморок - здесь, в пустой ночной бретонской церкви? Я тебе помогу!
И мне абсолютно безразлично, что будет с тобой.
Знай, что входить в зеркальный лабиринт опасно.
Я иду сквозь зеркала, и у меня нет отражения. Я совершенен; в каждом движении, в каждом шаге, в каждой детали костюма. Я совершенен; нет никого, подобного мне.
Дон Жуан Торжествующий!
Берегитесь, те, кто оказывается в моем мире; если вы отражаетесь в зеркалах, если у вас есть глаза, вы безнадежно заблудитесь в стеклянном лабиринте. Вы сможете надеяться только на мое милосердие, а я немилосерден. Я слишком совершенен для милосердия; почему я должен жалеть этих несовершенных существ?
Войди в лабиринт, виконт... тебе там понравится. Тому треклятому работнику сцены тоже понравилось. Ему там так понравилось, что он решил никогда и ни на что больше не смотреть...
Ты считаешь себя красивым, не так ли, виконт? Ну что ж, посмотрим. Красота полностью во власти отражений, а отражениями правлю я. Войди в лабиринт, виконт, войди - насладись своей красотой в полной мере. Ты даже не подозреваешь, в какой мере.
Это не я убил Жозефа Буке; его убили зеркала.
Многие бродят в лабиринтах отражений. Глупые управляющие, например, даже не пытаются оглядеться вокруг и ходят, видя только иллюзии того, что им хочется видеть. Мадам Жири, которую оказалось так легко заманить в зеркальный лабиринт, что у меня были бы проблемы с той штукой, которую другие люди называют совестью, если бы она у меня была. Но ангелам не нужна совесть, не так ли?
О, избавьте меня от пения этой женщины! Она ужасна. Все считают ее великой певицей - честное слово, я не могу испытывать к человеческой расе что-либо, кроме презрения. Я мог бы издать звуки получше с помощью ржавой железяки! По крайней мере, я бы вложил в них какой-то смысл! Нет, я не хочу ничего делать этой Ля Карлотте, но у нее будет множество проблем, если сегодня вечером она не уберется со сцены...
Она не убралась. И, похоже, ее в этом поддержали все голодноглазые жители отражений. Ну что ж, господа - если у вас не хватает мозгов видеть прямо перед собой при полном свете, случится несчастье превыше вашего воображения, и вам придется посмотреть во тьму - может быть, это научит вас видеть!
И громадная люстра падает. Она убивает глупую тварь, которой они пытались заменить мадам Жири... убивает триумф Карлотты... убивает все вокруг этих жителей лабиринта, сокрушая хрупкие стены стеклянных коридоров вокруг них... а вы и не знали, что они такие хрупкие, не так ли? О, теперь вам будет довольно трудностей с тем, чтобы определиться, где же вы на самом деле среди всех этих сияющих осколков... но для меня это больше ничего не значит.
Я играю для Кристины "Воскрешение Лазаря".
Когда я был ребенком, ко мне пришло чудовище. Моя мать показала его мне, и я так испугался, я плакал целую ночь. Я так боялся, а моя мать даже не сидела со мной, когда я пытался уснуть. Но чудовище было со мной.
Оно все еще со мной. Все видят его, просто взглянув на меня.
Но я вижу его только в зеркале.
Разве это не магия?
Разве я не маг? Ха! Я могу вытаскивать вещи из ниоткуда и заставлять их исчезнуть легчайшим движением руки; я могу закрывать и открывать двери, даже не видя их; я могу создавать такие вещи, которые никто даже представить себе не может. Может быть, это хорошо, что мир зеркал и отражений не знает моего величия - как они приняли бы его, не потеряв рассудок или то, что они называют этим словом?
Я не могу сделать только две вещи, и это моя величайшая тайна.
Я не могу призвать чужую душу, и я не могу сделать так, чтобы чудовище исчезло.
Эрик, почему ты такой трус, что вытаскиваешь из ниоткуда идею о каком-то "чудовище"? Ты прекрасно знаешь, что это твое лицо!
Проклятье! Заткнись, разумный идиот! Какое отношение так называемое "мое лицо" имеет ко мне? Если это "мое лицо", значит, у меня вообще нет лица! Вот почему я совершенен!
Кажется, я все-таки могу призвать душу другого человека.
Кристина, она пришла ко мне, милая девочка, она пришла, завороженная моим коварным голосом, милое невинное дитя, она не знала, что мой голос всесилен. Она думала, что это было ее собственное решение. Разве это не величайшая магия? О, да, я лжец в ее глазах - "ангел" с человеческими руками. Но... когда я поднял ее на руки, и она потеряла сознание, милое дитя, в моих объятиях, я прижал ее голову к своей груди и понес ее к фонтану на дрожащих руках, мое сокровище, мою дорогую жизнь, единственное существо во всех мирах, доступных нашему воображению, которое имеет для меня значение, и это стоило всей лжи, в которой она могла бы меня обвинить. Все было для нее - уроки, триумф на сцене, белая лошадь, неимоверное количество цветов в комнате, которую я приготовил.
О, какое наслаждение просто держать ее, глубоко вдыхать запах ее волос, ее шелковистых волос, рассыпавшихся по плечам; чувствовать биение ее сердца, ощущать ее мягкую кожу под моей холодной ладонью. Ее легкое дыхание касается моей шеи, пока она лежит в моих объятиях, это нежное теплое прикосновение дыхания приносит мне огромное наслаждение. Никто еще никогда не прикасался ко мне с нежностью, никто...
Кристина, любимая моя...
Я низко наклоняюсь над ее лицом, собираясь поцеловать ее в губы - о, как мои губы хотели этого, до боли! - но нет, я не хочу украденных поцелуев... Только один поцелуй - и я буду вознагражден на все! Кристина, Кристина, здесь, во тьме, ты увидишь меня, если ты не хочешь видеть глазами - твоя душа увидит меня таким, какой я есть, Кристина, и, может быть, ты подаришь поцелуй твоему бедному Эрику.
Только не пытайся снять с меня маску.
Здесь, в мире, где у зеркал нет власти, мы сможем любить друг друга, Кристина.
Ты лежишь на полу, твоя голова покоится у меня на коленях, я смачиваю тебе виски. Очнись, милое дитя, здесь для тебя целый мир, целый мир магии и истины. Я создавал его для себя, но теперь я дарю его тебе, весь, такой, какой он есть - целый мир в подарок! О, я могу дать тебе больше, намного больше, чем любой другой! О, ты открываешь глаза... свои милые глаза, теперь ты узнаешь правду - здесь, в моем мире, я не могу притворяться ангелом или призраком, я всего лишь человек - одинокий человек, который любит и нуждается в нежности и утешении. Прости меня, милая Кристина, за мой обман... как еще мог я приблизиться к тебе? Поверь, у меня были причины действовать так... Не сердись на меня, пожалуйста... Я люблю тебя, Кристина, или это ничего не значит?.. Какое восхитительное ощущение - твое тело касается моего. О, я знаю - ты упала в обморок от прикосновения моей руки, здесь я ничего не могу поделать, мои руки почти такие же отвратительные, как и то, что я закрываю маской - холодные... тощие... но они могут играть музыку, которую никто никогда не слышал, делать вещи, которые никто никогда не мог представить, они могут ласкать... О, как они могли бы ласкать тебя, если бы ты только позволила мне это! Нет, Кристина, я не прикоснусь к тебе, если ты этого не хочешь...
Лодка медленно покачивается на воде. Озеро черное, я на веслах, ты сидишь на носу лодки и не смотришь на меня. Хорошо, Кристина, не смотри на меня, если не хочешь - здесь зрение ничего не значит. Здесь нет никаких мерзких зеркал, кроме тех, что подчиняются мне. Но они не для тебя.
А ты, милое дитя, ты заворожена моей властью - властью того, кто создал весь этот мир и все то, что в нем есть, в том числе и тебя. Моя власть над тобой растет с каждой минутой, я это чувствую, но это не та власть, которой мне бы хотелось. Пойдем, дорогая возлюбленная, в мое одинокое жилище, войди в него, и пусть любовь и музыка лелеют тебя здесь так, как никто никогда не лелеял и не будет.
Смотри - я на коленях у твоих ног.
Я - голос!
Но сейчас у голоса нет власти. Я хочу тебя, Кристина, ты не представляешь, как я хочу тебя... всю, со всей твоей порывистостью и страстью. Что? Милое дитя, чего ты хочешь? Свободы? Конечно, здесь для тебя не тюрьма, а только теплый дом... до тех пор, пока ты не прикоснешься к моей маске.
Позволь мне спеть для тебя, Кристина, позволь мне вложить в пение всю мою душу, потому что только для тебя я еще живу, дышу и пою.
Боже, помоги мне умереть!
В "Лоэнгрине" есть сцена, где Эльза спрашивает Лоэнгрина, кто он такой и как его зовут, хотя он предупреждал, что она не должна этого делать. Он должен ответить, но для него это означает потерять всю свою силу на земле и вернуться в Монсальват. Это вопрос доверия, а не любопытства. Лоэнгрин за свою любовь получил обыкновенное недоверие и желание неких зеркальных гарантий. Имя Лоэнгрина - его тайна, так же, как моя маска - моя тайна, и почему я должен был испытать то же самое недоверие?
Она это сделала, она сорвала с меня маску!
Кристина, Кристина... За что, за что...
Что я тебе сделал, что ты так жестока со мной?
Я не могу...
Боже, ты пошлешь мне милосердную смерть? Нет. Не пошлет. Священник в моей деревне рассказал тому маленькому мальчику, который потом стал мной, что только в Его власти решать, кому когда умирать. Я думаю, Он в глубине души жесток - был бы Он великодушен, он бы меня сейчас убил...
Кристина хотела увидеть - она за это заплатит!
Так зовут чудовище. Меня тоже так зовут, поскольку у нас все общее, кроме лица - лицо принадлежит только ему, у меня нет лица, только маска. Но у меня есть много других имен - я Призрак Оперы, Ангел Музыки... Я даже Эрик, но у НЕГО только одно имя - Дон Жуан Торжествующий.
Ни одна женщина не может устоять, когда на нее смотрит Дон Жуан Торжествующий. Ни одна женщина не может спокойно смотреть в его горящие глаза, ни одна женщина не может вынести его прикосновений, его объятий. Он побеждает одним своим обликом, и, стоя над бесчувственным телом женщины, он понимает, что его триумф ни на йоту не насытил его тоску - мою тоску, разве нет? - и идет дальше, к новым бесплодным триумфам.
Кристина хотела видеть лицо Ангела Музыки, но я ее предупреждал. Я думал, она поняла, но она не поняла - и увидела лицо Дон Жуана Торжествующего.
Теперь она в его власти, и да поможет ей Господь - я не хочу ей помочь... я не могу ей помочь.
Господи, помоги мне!
О, Кристина, Кристина... Зачем тебе надо было узнать мое лицо? Разве лицо - это человек? Этот несчастный Призрак Оперы лелеял бы тебя всю свою жизнь, отдал бы тебе все, что у него есть, делал бы все, что бы ты ни захотела, адские муки бы вынес ради тебя... для всего этого ему лицо не нужно. Но у меня нет лица, лицо есть только у Дон Жуана Торжествующего... теперь ты в его власти, и он яростно желает тебя и... ненавидит тебя...
Я люблю тебя...
Мой хозяин часто дразнил меня "Дон Жуаном Торжествующим". Я тогда был ярмарочным уродцем - я! Будь проклят каждый мой тогдашний вдох!
Тогда я и узнал, что женщины падают в обморок при виде моего лица. Тогда я и узнал, что ни одна женщина меня никогда не захочет. Я думаю, я узнал это слишком рано...
Кристина, я люблю тебя... Зачем ты это сделала? Зачем? Может быть, если бы мое лицо осталось закрытым, ты могла бы захотеть меня - нежного, любящего, вечно преданного, кто знает, может быть, ты могла бы меня захотеть? Может быть? Теперь надежды нет. Есть только торжество Дона Жуана Торжествующего.
Проклятый триумф - ее перепуганная фигурка, моя ненасытная тоска.
Какую другую музыку мог сочинить этот урод?
Эту!
Я плыву по алым волнам музыки.
О, писал ли кто-нибудь когда-нибудь такую музыку? Никто. Я величайший композитор в мире, верно? В каком мире? В моем - конечно, ведь в нем нет других - с кем мне себя сравнивать? В том зеркальном мире - да! Жалкая музыка, к которой они привыкли, не имеет ничего общего с мальстримом звуков, в котором я тону. Они красные, красные, эти волны, красные, как чернила, которыми я их написал, красные, как розы, краснее крови. Музыка ада... Музыка, которая пылает, но не от небесного огня...
Музыка истины. Музыка тьмы.
Что это?
Звук из мира зеркал?
Это Кристина! Я знаю, хотя я не решаюсь обернуться к ней. Это ее шаги - как будто я не узнаю их звука даже сквозь рев органа. Ее дыхание и ее слова... Что?!
- Эрик, покажи мне свое лицо без страха!
Я сразу поверил, хотя у меня не было причины верить. Что с ней произошло? Я не думал об этом. Я поверил ее словам, потому что больше всего на свете я хотел им поверить.
И я упал к ее ногам, и поцеловал подол ее платья, и заплакал от счастья...
Но, хоть я и не видел ее лица, я почувствовал, что она закаменела.
Дон Жуан Торжествующий опять восторжествовал.
Кристина, я умоляю тебя...
Я умоляю тебя, пожалуйста, будь хоть немного добра ко мне. Ты добра ко всем, от маленьких учениц танцкласса до стариков, мирно живущих в далеких уголках Оперы. Нет ведь никакой причины, чтобы исключить Эрика из круга твоей доброты, верно?
О да, Эрик нуждается в по-настоящему огромной доброте, куда огромнее, чем те престарелые пары в своих позабытых Богом жилищах...
Но, в конце концов, он ведь и сделал для тебя намного больше - разве он не заслуживает от тебя немножко большего? Разве он не заслуживает доброты? Почему?
Просто потому, что у этих людей есть симпатичные лица, а у Эрика - нет?
Ах, ты добра ко мне. Действительно, добра. Еще никто не был добр ко мне. Я сижу у камина и играю с пеплом моей маски, которую ты сегодня сожгла...
Прикосновение теплого пепла почти ласково.
Я мог бы держать ее здесь, в моих владениях, вечно. Но ей нужно видеть солнечный свет, петь, видеть восхищенные лица вокруг. Зачем - это за пределами моего понимания, почему моей преданности ей недостаточно. Но если она этого хочет, пусть будет так. Она обещала мне вернуться.
Только ее глаза казались пустыми.
Только попробуй не вернуться, Кристина, только попробуй. Я сделаю такие немыслимые вещи, что падение люстры покажется невинной шуткой. Я сделаю их с твоим виконтом, с твоим милым другом детства, Раулем, я сделаю их с людьми в Опере, со всем миром. Ты будешь брести во тьме и помнить, что эту тьму ты создала сама, ослушавшись моей воли. Ты никогда не забудешь измученного лица умирающего виконта... о, когда он будет умирать, его лицо будет немногим лучше лица Эрика - поверь мне! Это милое личико! Только попробуй не вернуться - я брошу всю Оперу в такой хаос, что все милые старички из темных уголков сойдут с ума, узрев ужасную трансформацию своей вселенной! Я сделаю это, и это, и еще многое! Ты знаешь, Эрик на это способен!
Кристина... пожалуйста, вернись... не оставляй меня здесь, в глубине отчаяния, одного навсегда...
Она уходит - искорка в подземном мраке. Я представляю себе, как она выходит через туннель на улицу Скриба, идет по улице и входит в Оперу... какой костюм она наденет на сегодняшний маскарад?
Что такое Маскарад? Это такая вечеринка, когда все надевают маски, стараясь, чтобы их не узнали. Величайшая цель Маскарада - ходить среди других неузнанным, скрыть лицо, выдающее личность.
Но Эрик никогда не поступает так, как все. О, он хотел бы, может быть, поступать так, как все, но он не может. Хорошо, говорит Эрик, Маскарад, говорите? Для меня вся жизнь - треклятый маскарад! И сегодня, сегодня я приду на вашу маленькую вечеринку с открытым лицом!
Усмехаясь, я тянусь к зеркалу. О, я разбил его недавно, я забыл. Ну что ж. Я увижу свое отражение в ваших глазах, люди, в ваших пустых, глупых, широко открытых глазах!
Я думаю, красный бархатный костюм мне действительно идет, а вы что скажете? Как хорошо он сидит, как красиво подчеркивает мою стройную фигуру... Для роли, которую я выбрал на сегодня, мне маска не нужна!
Красный бархатный плащ такой мягкий, такого яркого и в то же время глубокого цвета, он так красив со своим великолепным шлейфом, так соблазнителен и приятен на ощупь... в отличие от моих рук. Но любой, кто осмелится прикоснуться ко мне, получит прикосновение моей руки. Просто так - просто я хочу развлечься. В конце концов, сегодня Маскарад!
И я бросаюсь в глубины мирских зеркал...
Хм, а я пользуюсь настоящим успехом. Я должен признать, что я польщен. Наконец-то те, кто называет себя людьми, обращаются со мной так, как подобает!
Они меня боятся, действительно боятся. Правильно, люди, когда вы видите угрозу, вы узнаете ее, на это у вас хватает мозгов, не так ли? Я прохожу среди них, я великолепен, все восторгаются мной, у меня, несомненно, самый лучший костюм на этом маскараде... все пытаются угадать, кто я, сладко трепеща при мысли, что эта великолепная маска так хорошо скрывает лицо...
И никто меня не узнает!
Идиоты, Призрак Оперы пришел с открытым лицом, и вы его не узнаете? Мое презрение к человеческой расе растет с каждой минутой.
Никто не узнает меня, кроме черного домино... и белого домино.
Ах, черное домино! Кристина, ты забыла, что обманы зрения для меня ничего не значат? Ты действительно надеялась обмануть меня этой жалкой маской?
И белое домино, в пару к твоему черному! Ты надеялась обмануть меня этим жалким трюком? Если да, то твой союзник был слишком глуп. Он подвел тебя и выдал себя. Молодой человек, который начал размахивать руками и бегать, как сумасшедший, как только он меня увидел - кто это мог быть, кроме твоего драгоценного Рауля де Шаньи? И правда, костюм Пьеро ему подходит - все, что он может, это хныкать и жаловаться!
Кристина, где ты? И где это треклятое белое домино? Где? Ты где-то в закрытой ложе вместе с ним? Целуешь его? Обнимаешь? Отдаешь этому ничтожному плаксе все, о чем я мечтаю и чего я лишен? О, только попробуй опоздать в свою гримерную, и твой виконт не доживет до рассвета...
Черное, красное и белое - трое замкнуты в роковом треугольнике, и кто-то не выйдет из него живым. Я это знаю.
Смешно - это я опоздал. Я так увлекся поисками Кристины, виконта, их обоих... что я забыл о времени встречи.
Но это ничего не значило. Она была там, в своей гримерной, когда я ее позвал.
Судьба связала тебя со мной!
Судьба связала тебя со мной!
Конечно, судьба, и сражаться с ней - откровенная глупость. Кристина... ты это, кажется, поняла, верно? Иди ко мне, моя любимая, иди ко мне! О, ты возвращаешься, ты решила меня не покидать!
Мой голос звенит от восторга: моя маленькая Кристина любит меня. Она это доказала своим возвращением! О да, она любит меня! Она любит меня!
О, какое чудесное чувство! Она любит меня, и скоро, скоро мы будем счастливы вместе. Судьба связала тебя со мной! Судьба связала тебя со мной!
Я даже не убил это насекомое, когда он вылез из своей засады и попытался схватить Кристину, проходившую через зеркало. Он, кажется, все время где-то рядом с Кристиной, когда она находится на поверхности, надоедливый мальчишка. Было очевидно, что она не знала о его присутствии, и для меня оно ничего не значило. Я показал ему много смеющихся Кристин... пусть он удовлетворится убегающими изображениями. Единственная настоящая Кристина - моя!
Может быть, у тебя, Шаньи, даже есть шанс выжить.
Я люблю тебя, Кристина. Я хочу, чтобы ты любила меня таким, какой я есть. Я не такой плохой, каким кажусь. Тебе ведь нравился мой голос, не так ли? И по-прежнему нравится, хотя ты знаешь, какое ужасное лицо под маской у человека, поющего этим голосом. Тебе нравились мои подарки, мои уроки, моя преданность тебе. Если бы у меня было лицо, нормальное лицо, разве ты не была бы тронута всем этим? Была бы, конечно. Так что... мое лицо - мой единственный недостаток, верно? Но... я в этом не виноват. Я не виноват в том, что у меня тощие холодные руки... в том, что у меня такое отвратительное смертное тело. Я его не выбирал, в конце концов. И моя душа была не хуже любой другой человеческой души, пока мир не показал мне, что он не ждет от меня ничего, кроме зла. Зачем мне поступать по-другому, если мир не видит разницы? Не хочет видеть? Мир получает от меня именно то, что ожидает, и это устраивает тех, кто называет себя людьми.
Но мне смертельно надоело, что меня считают чудовищем или животным. Я больше не могу этого выносить. Я хочу быть как все. Ты меня слышишь? Я хочу быть как все!
Кристина, Кристина... пожалуйста, спаси меня из этой глубины отчаяния... пожалуйста... пожалуйста. Я мог бы так много тебе показать... рассказать... У меня есть такие знания, каких нет ни у кого в целом мире. Я лучший певец мира - ты это знаешь. Но я еще и ученый, архитектор, изобретатель... разве меня невозможно любить? Конечно, возможно. Ты любишь меня, Кристина, правда? Теперь, когда ты меня знаешь, ты любишь меня таким, какой я есть. Ты любишь меня, и я испытываю чувства, которых никогда не испытывал раньше. Надежду и нежность.
Ах, позволь мне сделать тебе первый подарок как моей невесте. Ты - возлюбленная невеста Эрика, а что дарят возлюбленным невестам? Кольца! Посмотри, вот обручальное кольцо для тебя. Такое маленькое, такое невинное, оно очень похоже на тебя. Ты наденешь его? Сделай это! И помни: до тех пор, пока ты носишь это кольцо, с тобой не случится ничего плохого, и Эрик всегда будет твоим другом. Но если ты когда-нибудь снимешь его, ты горько пожалеешь об этом, потому что месть Эрика будет ужасна!
Я сказал ей это, когда она опять покидала мой уютный мир тьмы, магии и правды ради жестокого мира света и обмана. Я не знаю, что сделать с моим миром, чтобы ей не хотелось возвращаться из него обратно. Она не желает забыть мир, в котором правят зеркала. Видит Бог, я не понимаю, что ее там так привлекает. Но теперь я дал ей кольцо, которое связывает ее со мной. По крайней мере, пока она его носит, я могу испытать подобие покоя... и немного надежды...
В конце концов, не может же она целовать виконта, когда у нее на пальце мое обручальное кольцо! Это против всех человеческих правил, которые она признает!
Я скорчился под люком, который я только что закрыл, чтобы не видеть, как она его обнимает. Боль была слишком велика. Я вонзил ногти в свою плоть, чтобы не закричать. У меня болела голова, губы кровоточили, и все же это было лишь начало боли. Я еще мог, да, мог сдержаться и не закричать.
Я уже догадывался, что позже - на самом деле очень скоро - я испытаю куда более горшую боль. Но я не хотел этому верить... Я хотел верить ей... Я так хотел ей верить!
А она меня боялась. Как она могла быть такой глупой? Почему она, совершенное существо с телом богини и душой ангела, она, ради которой я готов вынести муки ада, считает, что я опасен для нее? Я никогда не тронул бы и волоска на ее голове... почему она боится меня?
Почему она боится за свою игрушку, за этого виконта? Она носит мое кольцо, она заверила меня, что он для нее ничто, ничто, просто старый друг - ничто!
А теперь она тащит его подальше от люков, дальше, как можно дальше - на самую крышу Оперы.
Она, наивное создание, она решила, что я за ней не последую!
Она собирается уехать...
Я изо всех сил стиснул струны лиры Аполлона, чтобы не упасть, и не мог закрыть лицо руками, и Дон Жуан Торжествующий стоял передо мной, смеясь, гримасничая, показывая мне свое ненавистное, ненавистное лицо.
Она меня не любит... Она меня совсем не любит...
Все, что я сделал, все, что я ей дал, вся моя нежность, вся моя забота, вся моя любовь и моя музыка для нее означают только одно - ужас. Предательство - вот все, на что я могу рассчитывать. Ужас и отвращение - вот все, что она испытывает ко мне. Это настоящее торжество Дона Жуана Торжествующего, насмешка над любовью, отталкивающая, отвратительная сущность, которую я представляю в этом мире.
Боже... говорят, иногда ты бываешь милосердным... даже к самым отвратительным на свете существам... можно мне немного твоего милосердия... больно... больно...
Но пытка еще не кончилась... на самом деле, она только началась. Я привязан к статуе Аполлона, как будто к какому-то хитрому пыточному устройству из тех, что я видел при персидском дворе. И нет в целом мире ничего, кроме ее слов - они огонь, кислота, холод, клинки, электричество... Дон Жуан Торжествующий смеется громче и громче... больно... больно...
Я не мог сдержать стона, когда она рассказывала виконту, как она увидела меня в первый раз. Они услышали... у них в голосах даже была дрожь сочувствия... но они не посмотрели на статую. Ах, я буду слушать до конца... слушать ее милый, прекрасный превыше любых фантазий, любимый, невинный голос... сквозь этот смех... который режет меня, словно острейший клинок...
Она назвала ему мое имя...
Она рассказала ему все.
Эрику не осталось ничего. Ничего, что не знало бы это отвратительно красивое зеркальное создание. Она рассказала ему о моей любви, обожании, ревности, обмане и безобразии.
- Да, я вернулась бы, если бы не видела его лица... Он взволновал, заинтересовал, даже тронул меня своими слезами из-под маски... Меня нельзя назвать неблагодарной, и я помню, что это он был Голосом, вдохновлявшим меня своим гением. Я бы вернулась! Но теперь, когда я сумела уйти из катакомб, я туда больше не вернусь! В могилу влюбленного трупа не возвращаются!
Ты, омерзительная ошибка Господня, прекрати смеяться... прекрати смеяться... прекрати...
И когда Кристина дала Раулю свои губы, Дон Жуан Торжествующий вдруг прекратил смеяться... Мне ничего не осталось... ничего... ни любви... ни воздуха...
И даже музыки в моем голосе больше нет - только крик отчаяния.
И когда они ушли, испуганные, и я, более неспособный держаться за что-либо, упал на крышу с моего пыточного насеста, моя рука почувствовала что-то под онемевшей ладонью... что-то маленькое, и круглое, и все еще теплое.
И я долго плакал, лежа там на крыше в одиночестве и безнадежно целуя последний насмешливый осколок моей разбитой надежды... и чувствуя, как тепло ее руки покидает золотое колечко.
Дон Жуана Торжествующего нет... чудовища нет... есть только я.
Ангел Музыки побежден, навечно побежден насмешливыми зеркалами.
Лживое зрение торжествует победу над правдивым слухом.
Ничего не осталось - музыка пуста, душа пуста, дух сломлен.
Но я почему-то еще живу; каким бы сильным ни было мое желание лечь в мой гроб, закрыть глаза и прекратить существовать, я не могу этого сделать. В моей безобразной голове бьется звук, пустой, жалобный звук одной скрипичной струны, безнадежный, беспомощный плач в пустоте. Он причиняет боль и не позволяет мне забыть о моем существовании. Последняя песнь ангела, умирающего в мире земном...
Моя музыка, "Дон Жуан Торжествующий"... Звук в моей голове - контрапункт к главной теме.
Я подбираюсь к партитуре и записываю ноты, звучащие в моей голове. Может быть, после этого мне будет немножко легче существовать.
Музыка медленно трансформируется. Плач превращается в спокойное, бесплотное отчаяние, а потом растворяется в тишине. Оркестровка пишется почти сама собой, автоматически. Это финал. Труд моей жизни - "Дон Жуан Торжествующий" - закончен.
Почему же я еще живу, интересно...
Ну что ж, Кристина. Ты ничем не лучше этого зеркального мира. Ты не безупречна, хотя как это может быть, я не понимаю. Ты не видишь во мне человека, несмотря на всю мою любовь и преданность, ты думаешь обо мне только как о чудовище...
А все, что я хочу - быть как все и иметь то, что есть у всех на свете - любовь, нормальный дом на поверхности земли, семью...
Неужели тебе трудно понять такие простые вещи?
Ну что ж, Кристина, если единственный путь к моей мечте, который ты мне оставила - это стать чудовищем, то да будет так!
Так что слушай мое предложение.
Если ты не можешь понять, когда я веду себя с тобой как человек, если ты все равно видишь во мне чудовище, значит, я буду чудовищем. Ты не будешь принадлежать никому, кроме меня! Да или нет, если нет, то все будут мертвы и похоронены! Стало быть, или свадебный марш, или похоронная месса!
Кристина!..
Моя милая, моя любовь, что ты сделала? У тебя голова в крови, лицо в синяках... О, я понимаю. Ты хотела убить себя... Так ты предпочитаешь смерть браку со мной... Но это неправильно! Я не позволю тебе это сделать вот так! Если ты хочешь умереть, хорошо, но не надейся, что ты умрешь одна! В жизни или в смерти, я последую за тобой, или ты забыла, что судьба связала тебя со мной?
Похоронная месса совсем не веселая, а свадебный марш - поверь мне - великолепен! Ты должна принять решение и понять, чего ты хочешь! Я больше не могу жить вот так, как крот в норе! "Дон Жуан Торжествующий" закончен, и теперь я хочу жить, как все. Я хочу, чтобы у меня была жена, как у всех, и гулять с ней по воскресеньям. Я изобрел маску, которая позволяет мне выглядеть, как обычный человек. Люди даже не будут оборачиваться на улицах. Ты будешь счастливейшей из женщин. И мы будем петь, сами для себя, пока не потеряем сознание от восторга. Ты плачешь! Ты боишься меня! И все же я не такой уж плохой. Люби меня, и ты увидишь! Все, что я хотел, это чтобы меня любили таким, какой я есть. Если бы ты любила меня, я был бы нежным, как ягненок, и ты могла бы делать со мной все, что захочешь.
Но ты не любишь меня!
Ты не любишь меня!
Ты не любишь меня!
Человек, известный как Перс - единственный из тех, кого я знаю, кто не позволяет зеркалам полностью обмануть себя. Поэтому он и выжил в Персии после того, как познакомился со мной. Поэтому потом и я выжил, хотя, видит Бог, я действительно не знаю, зачем он это сделал. Иногда я предполагал, что просто для того, чтобы сделать мою жизнь невыносимой - особенно после того, как он узнал, кто такой Призрак Оперы, и взял привычку шпионить за мной. Проклятый тип мог прятаться на дальнем берегу озера по двадцать четыре часа! Он совал свой нос во все мои дела! Он узнал о моем романе с Кристиной и старался убедить меня, что она не любит меня таким, какой я есть. Он никак не оставлял меня в покое, как будто не мог! Проклятье, почему люди иногда не понимают простых вещей, даже такие умные люди, как Перс? Он больше не начальник персидской полиции, ну, я подозреваю, что это я в этом виноват, с точки зрения зеркал... но мы с ним, кажется, оба презираем зеркала. В конце концов, я не заставлял его спасать меня, это был исключительно его выбор. Я думаю, ему просто нравится, когда есть возможность думать о чем-то жутком, например, обо мне.
Но мне кажется, что в последнее время он слишком много думал на свою любимую тему!
И - вот результат его раздумий - он здесь, в пыточной камере, с этим парнишкой...
Но у меня сейчас нет ни времени, ни желания думать о них. На самом деле их больше не существует. Все, что имеет значение - выбор Кристины.
Выбор очень прост, так же прост, как все те слова, что я ей говорил. Почему она не может этого понять, я не знаю. Ей даже не нужно мне что-то говорить - я знаю, как должен вести себя галантный мужчина, уважающий женскую скромность! Эти скорпион и кузнечик, которых ей следует повернуть, скажут за нее все. Это так просто, видит Бог, это так просто... Но я уже так устал, я больше не могу ждать, у меня сгорели легкие... Если она не исцелит меня своим "да" - даже только ради этих жалких людишек наверху - я скажу "нет" за нее и прекращу этот кошмар для всех нас, четверых.
Таков выбор... выбор, после которого возврата нет.
Скорпион!..
[Несколько строк написаны абсолютно неразбираемым почерком]
...Когда любишь, любишь не для того, чтобы обладать и отбирать, а для того, чтобы предлагать и отдавать...
Я это знал. Знал ли? Я читал об этом в книгах, и я видел это в операх, и я был уверен, что сам все делаю именно так. Это была еще одна зеркальная ложь? Я больше не понимаю, где правда, а где ложь. Это не... просто... просто я...
[Набросок силуэта молодой женщины, выходящей через дверь]
...Все кончено, все сделано. Абсолютно ясно, теперь, стены моего мира рухнули... Я один в темной, холодной пустоте, которую осаждают все зеркала мира.
Моя рука крошит горсть земли на краю моей могилы, около которой я лежу. Я не должен этого делать - когда она придет, все должно быть в идеальном порядке, никакой лишней грязи...
Я люблю ее...
Я люблю ее...
В своей могиле я наконец спокойно усну, никто не будет показывать на меня пальцем, ужасаясь или смеясь, никто не будет преследовать меня или шарахаться от меня.
Моя любовь дала мне освобождение, которого я так долго искал. Я всю жизнь жаждал покоя и обрел его в смерти, дарованной любовью...
Когда она придет...
На самом деле, мне больше не больно, только немного холодно... не более...
Я приготовил могилу, ей надо будет только столкнуть туда мое тело и освободить противовес, удерживающий от падения массу земли. Я не могу заставить ее закапывать меня, по крайней мере, я мог использовать свой разум и знания, чтобы избавить ее от этой мерзкой работы...
Когда она придет...
Она придет.
Она хорошая девочка, она не предаст меня, в конце концов, я верю в нее, как верю в Бога. Я не мог жить и любить, как все, но я буду похоронен, как все - смерть уравнивает всех, для этой благородной госпожи не существует красоты или безобразия, у зеркал совсем нет власти над ней... Так что она придет, моя любовь, и сделает мне последний дар, который живой может сделать мертвому - дар достойного погребения. Я верю, она это сделает, потому что в целом мире мне больше некому довериться...
Она вернется, и вернется скоро. И, если есть Бог на свете - а я знаю, что Он существует, потому что никто, кроме Него, не мог создать такое великолепное существо, как Кристина - я почувствую ее последнее прикосновение, когда она наденет кольцо мне на палец...
[Здесь рукопись кончается, но под текстом есть еще одно слово, написанное поперек страницы нетвердыми, большими, почти неразборчивыми буквами, две последние буквы сползли со строки:]
Ш а г и
Я изучал этот дневник в течение долгого времени. Я был заворожен им. Я не расставался с ним около года.
Однажды в качестве исследователя я посетил известного архитектора Шарля Денуа. Ему было около пятидесяти, он был безусловно талантлив и опытен в своем деле. Несколько часов мы обсуждали проблемы постройки зданий на песчаной почве, поскольку таков был проект, в котором мы оба принимали участие.
После обеда г-н Денуа получил письмо из своего департамента и сказал мне, что ему приказывают немедленно явиться туда. Он извинился и предложил мне закончить наше обсуждение после его возвращения. Я согласился и принялся ждать его (разумеется, с дневником Призрака).
Я ждал уже около часа, когда пришла мать Шарля и предложила мне кофе. Его матери было около семидесяти лет, и она была очень красива. Я вышел в гостиную и выпил кофе за приятной беседой с этой старой дамой.
После кофе я вышел освежиться. Когда я вернулся в комнату, где я оставил дневник, я увидел там мать Шарля. Она стояла, замерев, около стола, напряженными руками касаясь дневника со строками, написанными характерными красными чернилами. Она явно читала.
Услышав, что я вошел, она повернулась ко мне. Ее лицо было бледным и замершим.
- Где вы это взяли? - спросила она хриплым шепотом.
И я понял, с кем я разговариваю.
- В стене у могилы, - спокойно ответил я.
Она только кивнула. Она поняла, что я догадался, кто она такая, и ничего по этому поводу не сказала.
- Невозможно. Я никогда не знала о его существовании...
- Я думаю, никто не знал. Но, в конце концов, это кажется логичным - иногда ему нужно было поговорить хоть с кем-нибудь, а у него не было для этого никого, кроме самого себя!
Она опять кивнула.
- Вы нашли его тело?
- Да.
- Что вы с ним сделали?
- Закрыл могилу и оставил его в его вечном покое.
- Это хорошо. Спасибо вам, - сказала Кристина. - Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь осквернил его останки. Он этого не заслужил. Пусть он отдыхает, видит Бог, ему это нужно.
Она посмотрела на рукопись, написанную красными чернилами.
- Можно мне ее прочитать? - спросила она.
- Конечно, - я подал ей дневник.
Она взяла его дрожащими руками. Очевидно, пятидесятилетнее прошлое все еще сильно влияло на нее.
Кристина начала читать. Я смотрел на нее.
Прочитав несколько первых страниц, она подняла голову, повернулась ко мне и сказала:
- Мы поменяли фамилию, Рауль и я... Ему пришлось отказаться от графского титула (он был графом после смерти своего брата), но мы оба сочли это необходимым. Рауль умер около пяти лет назад. У нас двое детей - Шарль, которого вы знаете, и Лили, ей сейчас тридцать восемь лет. У них есть свои дети. Мы - такая обычная семья... Я знаю, весь Париж гадал тогда, куда я девалась. Было несколько фантастических теорий. А мы просто хотели затеряться среди других людей и забыть обо всей этой истории. - Она кивнула на дневник. - Но как ее можно было забыть?
Я молча согласился. Она продолжала читать.
Она была стройной, грациозной, ее легендарные золотые волосы теперь полностью поседели, но все еще были густыми. На ее лице было множество морщинок, словно маленькие расщелины, но я легко мог вообразить себе его юным и гладким, дрожащим во тьме подземных коридоров.
Она опять подняла голову:
- Вы сидите тут и думаете: "Это легендарная Кристина, возлюбленная Призрака Оперы". Вот почему мы с Раулем сменили фамилию. Мы хотели, чтобы во мне видели только жену Рауля. А то, что мы по-прежнему оставались Раулем и Кристиной, никого не интересовал - в конце концов, на свете много Раулей и Кристин. Так что мы получили то, что хотели, и я думала, что смогу все это забыть...
- Но вы не забыли? - Я догадался, что она ответит.
Она покачала головой.
- Но ужаса в воспоминаниях не было. Только жалость. Когда я научилась не бояться его, - она кивнула на дневник, - я его по-прежнему жалела. Я думала, что я его только жалею...
Она, очевидно, читала что-то, касавшееся ее.
- И вы его действительно только жалели?
Она подняла глаза и посмотрела на роскошные нежные цветы в горшках на подоконнике.
- Да, - твердо сказала она. - Я вышла замуж за человека, за которого я хотела выйти замуж, за лучшего человека на свете, за человека, который всю жизнь меня обожал. Я любила его. Он любил меня. Никто не мог изменить этот факт.
Она помолчала и добавила:
- И только когда мне было лет двадцать восемь, я поняла, что я потеряла!
Я удивленно посмотрел на нее. Она поймала мой взгляд и сказала:
- Ну, когда я была молодой девушкой, я думала, что мне нужно выбирать между другом моего детства, который любил меня и которого я любила, и... уродливым человеком, который пугал меня своим лицом и своей страстью. Рауль для меня означал приятную жизнь, о которой я мечтала, а Эрик мог означать только тьму для моих глаз и души. Я так думала. И только став старше, будучи уже матерью десятилетнего сына, я поняла, что там было на самом деле. Мне предложили великую, невозможную любовь, любовь, которая претворяет все вокруг. Не обычную нежную удобную любовь, о которой мы думаем как о пределе наших желаний, но любовь-бурю, любовь-землетрясение - тревожную, неудобную, грозную. Любовь, рожденную во тьме, но способную засиять невероятным ослепляющим светом, который навечно разогнал эту тьму. Мне предложили величайшее сокровище в мире, а я отказалась от него только потому, что человек, который хотел дать его мне, был уродлив и безумен!
- Но вы любили Рауля, не так ли? - мягко сказал я.
Она кивнула.
- Да, я его любила... Почему такая несправедливость? Почему такая любовь - я хочу сказать, любовь Эрика - оказалась никому не нужной? Он заслуживал немного счастья... может быть, много счастья. А получил только смерть в подвалах... Ну, я никогда не думала, что я могу забрать его оттуда, и никогда даже не пыталась!
Она продолжила чтение. Я взял другую книгу. Прошли два с половиной часа. Внезапно она громко ахнула.
Она смотрела на последнюю страницу. Увидев, что я на нее смотрю, она неразборчиво сказала:
- Так он писал это до последних минут... Я никому это не рассказывала... никому...
Она увидела вопрос в моих глазах и начала рассказывать.
- В романе г-на Леру не было никаких страстных поцелуев между мной и Эриком. Он поцеловал меня в лоб, затем я поцеловала его в лоб, и мы с Раулем ушли. Да, это было именно так! Я никогда не давала Раулю возможности сомневаться во мне.
Но когда я прочитала то объявление в "Эпок", я сделала то, что должна была. Я пошла в подвалы Оперы. Но когда я нашла его, он был еще жив.
Он, видимо, недооценил свое здоровье. Когда я пришла, он даже сумел несколько секунд простоять. И я была с ним там около восемнадцати часов, пока он не умер. Он умер у меня на глазах.
На самом деле я не хотела, чтобы он умирал. Когда он не угрожал мне или кому-то, кто был мне дорог, я могла сочувствовать ему, и я ему сочувствовала. Я предложила ему забрать его из подвалов, позвать врача, я действительно хотела спасти его жизнь. Но он сказал, что он слишком устал. Жизнь без меня казалась ему хуже смерти. - Женщина печально улыбнулась. - Я пыталась как-то поддержать его жизнь, но он все равно умер. Я сделала то, о чем он просил. Потом я вернулась к моему Раулю, и мы ничего не сказали друг другу. Скоро мы поженились.
- Под фамилией Денуа?
- Да.
Женщина закрыла дневник и вернула его мне. Мы оба какое-то время сидели молча.
Наконец я спросил:
- Ваши дети знают, кто вы?
- Нет, - улыбнулась она. - Для них я просто Кристина Денуа, их мать. В свое время они дразнили нас "Раулем и Кристиной", когда прочитали роман г-на Леру, но они не знали, что это была не дразнилка, а правда.
Скоро вернулся Шарль Денуа, и мы закончили наше приятное обсуждение. Потом вся семья собралась в большой, хорошо освещенной гостиной.
- Кстати, а где Мишель? - спросила вдруг Кристина Шарля.
Он не успел ответить - в гостиную вошел молодой человек лет девятнадцати, удивительно похожий на Шарля.
- Это мой старший внук, - сказала Кристина. - Мишель, ты споешь для нашего гостя?
Юноша молча кивнул и быстро вышел. Кристина объяснила:
- Мишель - студент Сорбонны, изучает математику, но у него хороший голос. Когда он был ребенком, я сама занималась с ним, но он выбрал другую профессию. Но все же он иногда поет для нас.
И настал момент, когда Мишель сел за пианино и начал петь.
С первым звуком его голоса я вздрогнул. В его голосе, ясном и сильном теноре, было что-то неземное, что-то, что почти невозможно вообразить в человеческом голосе. Конечно, он был внуком Кристины Дааэ...
Я посмотрел на нее. Ее глаза сияли, и я вдруг увидел ее не такой, какой она была, а такой, какой она была пятьдесят лет назад - молодой, нетерпеливой, влюбленной в чарующий голос Ангела Музыки. Потом образ исчез, но она продолжала внимательно слушать.
Были ли ее слова о полной преданности Раулю удобной ложью? Возможно, думал я, слушая прекрасный голос, Эрик перед смертью обрел счастье, о котором мечтал. И Раулю не надо было об этом знать.
Я посмотрел на Кристину. Она ответила на мой взгляд, и в ее глазах я увидел пламя триумфа.
[Примечание автора: я вставила в текст отрывки из подлинного текста Леру, поскольку при написании я опиралась на концепцию исходной книги. Я также использовала несколько строк из либретто мюзикла Э.Л.Уэббера.]
2000 г.