Моему отцу
Врач поднял голову. В лице у него не было ни кровинки.
- Месье...
Отец новорожденного властным жестом остановил врача:
- Можете ничего не говорить. Я знаю.
Повитуха взглянула на отца, чье лицо было закрыто маской. Эрик подошел к врачу и взял младенца на руки.
- Благодарю вас. Извините за неприятные ощущения...
- Но бедная мадам! Что она подумает, когда очнется? - воскликнула повитуха.
- С этим я сам разберусь.
Эрик приложил ребенка к груди матери. Кристина еще не пришла в сознание, роды были тяжелыми. Малыш немедленно нашел сосок и принялся сосать.
- Хорошо, месье. Если вы позволите...
- Да. Можете идти. Спасибо.
Врач и повитуха вышли из комнаты. Повитуха, которая не знала, какой тонкий у Эрика слух, сказала врачу:
- Им следует немедленно утопить ребенка. Эрик немедленно оказался в дверях.
- Мадемуазель, если вы хотите, чтобы кого-то утопили, могу предложить свои услуги, чтобы утопить ВАС!
Доктор пробормотал «извините, месье» и быстро ушел, повитуха поспешила вслед за ним.
Эрик вернулся к жене и сел у постели, глядя в ее бессознательное лицо и на крохотный сверток, сосущий ее грудь...
* * *
Конечно, он предвидел такую возможность. Не совсем же он был наивен. Он не знал, чем обусловлено его уродство — наследственностью или результатом случайного неправильного развития во время беременности. Откуда ему было знать?
В любом случае, ничто не могло остановить его в сражении за счастье. И он победил — его единственная возлюбленная в конце концов решила выйти за него замуж и тем самым спасла его от смерти от разбитого сердца. Она смогла полюбить его...
И кто что мог бы сказать, когда Кристина забеременела? Они любили друг друга, они были мужем и женой, беременность была всего лишь естественным следствием...
Но он не раз спрашивал себя, не допустил ли он страшную ошибку.
И теперь его худшие страхи подтвердились.
* * *
Эрик встал, принес тазик с водой и ткань и принялся смачивать Кристине виски. Но сначала он погасил почти все свечи в комнате. Только одна свеча отбрасывала на них неровный, слабый свет, так что они остались буквально в полутьме. Он хотел сказать Кристине, прежде чем она увидит.
Очнувшись, Кристина со вздохом открыла глаза. Она увидела силуэт своего мужа, почувствовала, как кто-то сосет ее грудь, и улыбнулась.
- Эрик. Значит, все в порядке, да? Малыш здоров?
- Да, Кристина. Он здоров.
- Он. Значит, сын. Как хорошо. Я так и хотела, чтобы наш первенец был сыном. Для тебя, любимый, - она обняла ребенка. Кроха, похоже, насытился и, довольный, засыпал. - Я уверена, что он унаследовал твой ум и таланты...
- Кристина.
- Что, Эрик? Что-то не так?
Ну что же... это был самый страшный миг в его жизни.
- Кристина... Я не знаю, унаследовал ли он какие-либо из моих талантов... но кое-что он действительно унаследовал. К сожалению.
Кристина его сразу же поняла. Ее голубые глаза распахнулись и наполнились слезами.
- О, Эрик!
- Да, Кристина. Прости... меня. Я виноват. - Эрик опустил голову. - Все, что я сделал, было ошибкой. Как я мог посметь жениться на тебе, осквернить твое совершенство своей проклятой плотью? Теперь... я просто не знаю, что делать. Мальчик здоров, активен, хорошо сложен. Его первый крик был громким и сильным. Он полон жизни — как и я в детстве. И у него мое лицо. - Последнюю фразу он сказал тоном полного отчаяния.
- Эрик, пожалуйста, поднеси сюда свечу.
Эрик послушно поднялся, как автомат, и поднес свечу ближе к кровати. Но Кристина показала на него:
- Нет, сначала... я хочу видеть ТВОЕ лицо.
Эрик вздрогнул, но поставил свечу на стол рядом с собой так, чтобы она освещала его лицо. Как только врач и повитуха ушли, он сразу же швырнул свою маску куда-то в угол. Конечно, увидев ребенка, врач догадался, что скрывает маска Эрика. Вот беда-то...
Кристина внимательно посмотрела ему в лицо. Вообще-то Эрик делал все, чтобы она его никогда не видела, но, конечно, живя вместе, это было невозможно. Иногда ей удавалось на мгновение увидеть его лицо, так что она его знала. В конце концов, она ласкала его лицо в темноте каждую ночь и знала его на ощупь...
Но такой прямой взгляд выдержать было нелегко.
Кристина несколько секунд смотрела на него, потом улыбнулась и потянулась к нему — осторожно, чтобы не побеспокоить спящего ребенка.
- Лицо. Я его знаю. Оно твое. И я люблю тебя, - сказала она. - Эрик, неужели ты думал, что мне никогда не приходила в голову такая возможность? Приходила, конечно. Но поскольку я могу любить тебя, я смогу любить и наше дитя. И, Эрик... мне нужна будет твоя помощь.
- Да, Кристина. Я сделаю все, что могу.
Кристина нахмурилась.
- Делать все, что можешь, НЕДОСТАТОЧНО, Эрик! Ты должен любить его так же, как я! Кто же еще будет любить его, как не его отец?
Эрик кивнул.
- Но это не решает главной проблемы.
- Какой?
- Как он будет жить?
Кристина улыбнулась.
- Лучше, чем ты в детстве. Потому что у него есть родители, которые знают, как его любить.
И в этот момент раздался звон разбитого стекла. К их ногам упал камень.
Эрик задрожал, его зрение затуманилось, и он слепо повернулся к окну. Он слишком хорошо это помнил...
- Чудовище породило другое чудовище! - послышался крик за окном. Мальчишки, городские подростки. Дети... глупые, беззащитные дети... такие же, как те, кто мучил Эрика и его семью, когда он был ребенком. - Чудовище, забирай свое порождение и убирайся из нашего города!
Эрик терял последние остатки контроля над собой. В его глазах пылал желтый, яростный, безумный огонь.
- Эрик! - Кристина обняла его и оттащила от окна. Он тяжело дышал.
- Они... догадались, - прошептал он. - Врач и повитуха. Врач-то мог бы сохранить тайну, но повитуха уже рассказала своим подружкам. А ее подружки — матери этих мальчишек. Теперь они знают. Весь городок знает. Лицо малыша выдало меня.
- О, Эрик...
В разбитое окно влетел еще один камень.
- Чудовища! Чудовища! Твари! Уроды!
Эрик бросился к окну. По его лицу было видно, что он готов убивать.
- Эрик, остановись! Они же всего лишь дети!
Но слова Кристины не могли остановить ярость Эрика. Он чувствовал, что его загнали в угол, и его обуревали эмоции попавшего в засаду льва. Внезапно раздался еще один голос — и опять напомнил ему о его детстве.
- Прекратите и расходитесь по домам! Ах вы, дьяволята! Кто позволил вам судить других? За это вы все будете должным образом наказаны! Господь учит нас милосердию, а вы что творите?
Мальчики замолчали и ушли. Послышался стук в дверь. Эрик подобрал маску, надел ее и открыл дверь, не глядя — он знал, что это невысокий, толстенький местный священник. Должно быть, до него уже дошел слух...
Маленькому священнику определенно было не по себе.
- Добрый вечер, месье...
- Заходите. - К Эрику возвращалось самообладание.
Священник вошел.
- Я знаю про ребенка, - прямо сказал он.
Эрик кивнул.
- Как я понимаю, все уже знают.
- Да. - Священник взглянул на маску Эрика. - Но я здесь, чтобы выполнить свой долг. Ребенка нужно должным образом окрестить.
Вздохнув, Эрик кивнул.
- Конечно.
Священнику явно полегчало.
- Честно говоря, месье, я бы хотел... выразить вам свои соболезнования...
- Прекратите! Что вы об этом знаете? О Божьем милосердии вы знаете, я в этом не сомневаюсь. Но человеческое милосердие — что вы о нем знаете?
- Достаточно, чтобы понять, о чем вы говорите, - сказал маленький священник с неожиданной уверенностью. - Я служу священником двадцать лет. Это мой третий приход. И везде было одно и то же. Я помню, как дети относились к девочке, родившейся с парализованными руками. Хотя это было в другом городе.
- Как сложилась судьба той девочки?
- Не знаю, - быстро сказал священник, - я уехал оттуда, когда ей было лет десять. Но сейчас это не имеет значения. Вы придете завтра в церковь?
Эрик усмехнулся и прищурился.
- Да, - сказал он.
* * *
Усталый Эрик уснул рядом с женой. Он хотел лечь на кушетке, но Кристина об этом и слышать не хотела. Она велела ему положить малыша в колыбельку, висевшую в углу.
- Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь еще спал один, - сказала она. - И я тоже.
Маленькая семья проспала почти до обеда.
Кристина проснулась первой. Она осторожно подошла к колыбельке и посмотрела в лицо своему сыну.
Да, знакомое уродство полностью отразилось в чертах младенца. Бедный малыш... что его ждало? Неприятие? Издевательства? Отчаяние?
Конечно, Кристина знала, что такое возможно, но надеялась на лучшее.
Она наклонилась и поцеловала мальчика.
- Могло быть и хуже, - решила она. - Это могла быть девочка.
Вообще-то она и сама не знала, почему она так спокойно относится к своему ребенку. Она была испугана и раздосадована. Но самым сильным чувством был страх - ее страх за Эрика.
Она знала, что он способен просто броситься с какого-нибудь обрыва или устроить что-нибудь столь же глупое, но необратимое. Эрик... Она научилась любить его неуравновешенную, неуверенную душу и быть сильной, когда силы покидали его. Но это был самый тяжелый удар из возможных.
Кому же и быть сильной, как не ей?
И все же она удивлялась тому, как спокойно она держится. "Должно быть, я все еще хорошая актриса," - подумала она. Эрик еще не проснулся, и она почувствовала, что готова заплакать.
Возможно, им вообще не следовало иметь детей...
Но как они могли это предотвратить? Никак. Да и не хотели, вообще-то. Они хотели ребенка, даже двоих - умного, сильного мальчика и нежную, красивую девочку. Им представлялось, что мальчик унаследует все великолепие и красоту отцовских талантов, а девочка просто будет их любимицей и идеальным творением их любви.
А теперь... смогут ли они когда-нибудь еще заниматься любовью? Зная, что каждый раз может привести к новой беременности... и что, если она родит девочку - девочку с таким же уродством?
Кристина почувствовала, что силы ее оставили. Она задрожала, упала на пол и расплакалась.
Эрик сразу же проснулся, встал и поднял жену на руки.
- Кристина, Кристина, пожалуйста... не надо... ты простудишься на полу...
Она вцепилась в него.
- Эрик, скажи мне, что ты меня любишь. Пожалуйста.
Он изумленно посмотрел на нее:
- Я боялся, что ты не захочешь этого слышать...
- Э-эрик!
- Моя дорогая, любимая, моя жизнь... мое дыхание, мое все. - В его глазах тоже стояли слезы. - Кристина, что же нам делать?
- Да, Эрик, - сказала Кристина, отвечая на его отчаяние. - Что же нам делать?
* * *
Эрик принес своего сына в церковь.
Было позднее утро, и на улицах должно было быть довольно много народу. Но, пройдя через весь городок, он никого не встретил.
Мальчика окрестили Шарлем.
* * *
Прошло несколько невеселых дней. Эрик и Кристина были идеальными родителями для маленького Шарля и делали все, что необходимо младенцу в первые дни его жизни. Они действительно любили его, и друг друга тоже любили. Но им было трудно дышать, целоваться, улыбаться. И хотя им было необходимо как можно чаще говорить и слышать "я люблю тебя", произносить эти слова было больно.
Они решили, что нужно уехать из этого городка. Может быть, в другом месте поверят рассказу о несчастном случае, о том, что лицо мальчика обожжено или что-то в этом духе... Но нет, кого они смогут обмануть - отец и сын с закрытыми лицами. И все же здесь, благодаря суеверной повитухе, которая увидела лицо младенца, они были заклеймены как чудовища. И хотя, конечно, никто не осмеливался бросить вызов Эрику, и хотя священник пустил в ход все свое влияние, чтобы объяснить жителям городка, где в этой истории их место, было ясно, что для маленького Шарля здесь жизни не будет. Или будет?..
Через неделю после рождения Шарля они уложили малыша спать и отправились в постель, уставшие после целого дня ухода за младенцем. Кристина была в страшном напряжении. Эрик ласково обнял ее, и внезапно они оба расплакались.
Когда они немного успокоились, Кристина прошептала:
- Мы не справимся сами. Нужно найти кого-то, кто нас поймет.
- Да... И, кажется, я знаю такого человека.
- Где он?
- В Париже. Я поеду в столицу. Ты тут несколько дней справишься без меня?
- Да... но ты уверен, что он поймет? - Кристина явно удивилась, что у ее мужа, у ее всегда замкнутого и одинокого Эрика, нашелся друг в Париже!
- Если он не поймет, то никто не сможет.
* * *
Самир Абдарра с удивлением услышал стук в дверь. Он был одиноким стариком, все его дружья и хорошие знакомые остались в прошлом или в далекой Персии. Кто, во имя Аллаха, может прийти к нему теперь?
Он подошел к двери.
- Кто там?
- Это я, Самир.
Перс был более чем потрясен. Он открыл дверь, даже не заметив этого.
- Эрик???????
- Да, это я. Можно войти? Мне надо с тобой поговорить, и не хотелось бы делать это на лестничной площадке.
- Конечно... но... как? Я считал, что ты умер.
- И ты был рад этому? - усмехнулся Эрик.
- Эрик, ты знаешь, что нет! - сказал Самир, пропуская Эрика в квартиру и закрывая дверь. - Ты всегда был сплошной ходячей проблемой, но я никогда не желал тебе зла. Ты устал? Ты выглядишь так, будто приехал издалека. Садись вот тут, я сделаю чай.
Вздохнув, Эрик сел на кушетку.
- Да, я устал... хотя больше душевно, чем физически. Если ты действительно никогда не желал мне зла, может быть, ты согласишься меня выслушать?
- Да, Эрик, говори.
Эрик опять усмехнулся.
- Ты это так сказал, как будто ожидаешь от меня рассказа о каком-то ужасном преступлении, которое я совершил... - увидев по лицу Самира, что именно этого перс и ожидал, Эрик вздохнул и добавил: - Ты прав. Но это преступление не наказуемо по людским законам. Я не знаю, наказуемо ли оно по Божьим законам... по законам Аллаха, для тебя.
- И что ты натворил?
- Я женился на Кристине.
Самир сел.
- Женился? - сначала потрясающее появление Эрика, теперь это. - Против ее воли?
- Нет... вообще-то я бы сказал, что это она вышла за меня, а не я на ней женился.
- Но тогда ты ни в чем не виноват! - сказал Самир.
- Ты так считаешь? Тогда слушай.
* * *
- Я действительно не знаю, что думать, - сказал Эрик. Сидя на кушетке и глядя в пол, он рассказал Самиру всю историю своей неожиданной женитьбы, счастливого времени, проведенного вместе с Кристиной, и рокового рождения их ребенка. - Я преступник, это ясно. Никто меня не казнит, но я определенно хочу сам себя казнить. Меня останавливает только мысль о том, что Кристина останется одна. Но я не могу с этим справиться.
Самир кивнул.
- Будь мы в Персии, и будь твой ребенок девочкой, я бы сказал, что тебе не о чем беспокоиться - ты знаешь, что наши женщины всегда закрывают лица. Но здесь, с вашими традициями поклонения красоте женских лиц, тебе повезло, что у тебя мальчик.
- Слабое утешение, - горько рассмеялся Эрик. - Этого бы не случилось, если бы только я на ней не женился.
Самир сел на кушетку рядом с Эриком.
- Эрик, кое в чем ты еще ребенок. Я знаю, что ты хочешь услышать, и ты прав, именно это я тебе и скажу. Аллах - или Бог, для тебя - создал мужчину, чтобы любить женщину и зачинать детей. Поскольку ты любишь и любим, другого пути у тебя не было - или на тебя обрушился бы гнев Аллаха за нарушение установленного им порядка.
Эрик не поднимал глаз.
- Да, я это знаю. В смысле, в теории. Но ребенок... Он не теория, Самир. Он существует, он очень даже живой, и ему придется жить в этом мире. И его ненавидят только за то, что у него мое лицо. Как ненавидели меня. Как он будет жить?
- А она... твоя жена? Что она думает?
- То же самое. Мы оба просто не знаем, как быть. Поэтому я к тебе и приехал.
Перс кивнул.
- Когда ты жил под Оперой, ты никогда не пускал меня к себе в дом. А теперь впустишь?
- А не боишься, Дарога? - опять усмехнулся Эрик. - После камеры пыток...
- Забудь, - махнул рукой Самир. - Я все понимаю. Я знал, чем рискую, и сознательно пошел на риск. Я тебя не виню. Итак? Если я правильно понимаю, Кристине там нелегко одной.
Эрик посмотрел на перса и быстро кивнул.
* * *
Они сидели в домике Эрика в провинциальном городке. Кристина с удивлением узнала Перса - она не думала, что Эрик настолько доверяет таинственному пришельцу с Востока, особенно после жутких событий в камере пыток и за ней - но она быстро опомнилась. Он казался ей спасением.
Дарога качал на коленях маленького Шарля. Мальчик только что как следует поел и теперь крепко спал. Он еще ничего не знал о ненависти и предрассудках...
Самир уже прогостил у них несколько дней. Каким-то образом от его присутствия стало легче. Дарога спокойно воспринял мальчика, не показывал отвращения при взгляде на него, и Кристина решила, что если этот человек сумел примириться с лицом ее ребенка, то смогут и другие.
Конечно, это объяснялось очень просто: Дарога слишком хорошо знал это уродство. Но Кристина не хотела об этом думать.
- Дарога, - неожиданно сказал Эрик, - ты не согласишься остаться у нас? У тебя есть дела в Париже? Ты прав, кое в чем я еще ребенок. Мне сейчас нужен отец... или старший брат.
Самир поднял голову и улыбнулся.
- Я старею, - сказал он. - И чувствую, что мне сейчас нужна... семья. Я думаю, вместе нам будет неплохо. Мадам Кристина, вы не возражаете?
Кристина только кивнула. Она помнила ту страшную ночь в подземном доме Эрика... ей казалось, что эти двое навсегда стали врагами. Не то чтобы они до этого были близкими друзьями. А теперь, благодаря ее маленькому сыну и тому, что им внезапно потребовался рядом кто-то рассудительный, все так сложилось!
* * *
- Дядя Самир!
- Потише, малыш, я уже староват для подобных вещей, - сказал перс, опуская Шарля на пол. Сын Эрика только что прыгнул на него в коридоре.
Мальчику было всего три года, но он был крупным, сильным и ловким, как пятилетний. Он говорил легко и правильно, что не так уж часто встречается у трехлетних детей.
- Дядя Самир, послушайте, как я играю!
Самир взял мальчика за руку и пошел за ним в гостиную. Там Шарль взобрался на табуретку, стоявшую у пианино, и начал играть.
- Молодец, - сказал Самир, когда мальчик закончил играть пьесу. Она была несложной, но для трехлетнего ребенка было немалым достижением сыграть ее так бегло. - А еще что-нибудь можешь сыграть?
- Конечно. Хотите послушать?
- Если позволишь...
Эрик лежал на ковре в соседней комнате и слушал, как играет его сын.
Да, в детстве он так же рано научился играть на фортепиано. Мальчик казался ему его копией - то же лицо, то же ловкое, сильное тело, то же раннее развитие, та же любовь к музыке. Но все-таки на этот раз кое-что изменилось.
Неожиданно он услышал, как Самир говорит:
- Почему бы тебе не позвать папу и не сыграть все это ему? Я уверен, что он будет очень рад.
- Нет, - сказал ребенок. - Я его боюсь.
Эрик сел, будто его ударили.
- Боишься? - удивленно переспросил Самир. - Чего ты боишься? Он великий музыкант. Он с радостью тебя послушает.
Шарль вздохнул.
- Он такой... строгий и... неприступный... иногда я чувствую, что он меня не любит, - грустно сказал он.
- Малыш, это не так! Он любит тебя больше, чем ты можешь себе представить.
- Не знаю... дядя Самир.
Я? Я строгий и неприступный? Я его не люблю? Я, из всех людей?
* * *
Именно это Эрик сказал Самиру несколько позже, очень смущенно и взволнованно.
- Эрик, - сказал перс, - я не думаю, что ты его недостаточно любишь. Ты не любишь кого-то другого, и Шарль страдает из-за этого.
Эрик не понял.
- Что ты хочешь сказать? Кого я недостаточно люблю? Кристину?
Самир покачал головой.
- Нет, нет. Кого-то другого. Кого-то, чье отражение ты видишь в своем сыне. Ты любишь сына как сына, но не можешь любить его как свое отражение. Ты не любишь себя, Эрик, - сказал он, отвечая на взгляд Эрика, - и твоему сыну от этого больно.
- Но, ч-черт побери! Как ты мне предлагаешь себя полюбить?
Самир только пожал плечами.
- Откуда я знаю? Я только знаю, что тебе надо этому научиться.
Эрик горько засмеялся.
- Самир, хочешь честно?
- Настолько честно, насколько можешь.
- Говорят, что от ненависти до любви один шаг... но это ОЧЕНЬ длинный шаг.
- Я знаю. И все же когда-нибудь тебе придется его сделать.
- Но что мне делать до тех пор? Я не хочу причинять боль своему ребенку!
- Будь мудр.
- О, вот уж чего я никогда не умел!
- Значит, и этому придется научиться.
* * *
Молодой певец допел арию.
Парижская Опера взорвалась аплодисментами. Шарль не обладал волшебным голосом Эрика, но даже той части отцовского голоса, которую он унаследовал, было достаточно, чтобы принести ему огромный успех.
На следующий день Эрик сидел в своем кресле и читал блестящие отзывы в прессе. Почему судьба Шарля так отличается от его собственной?
В комнату вошла девочка лет четырнадцати, изумительной красоты, копия своей матери, только с темными волосами.
- Папа? Мама спрашивает, не голоден ли ты.
- Да, Жанна. Немного. - Эрик посмотрел на нее и улыбнулся. Она была ключом к судьбе Шарля.
* * *
...Он довольно долго не позволял себе касаться Кристины со страстью. Но могли ли они отказаться от страсти навсегда? Однажды он снова обнял ее, как супруг. И когда Шарлю было пять лет, родилась его сестра. Безупречный ребенок, та самая девочка, о которой мечтали Эрик и Кристина.
И, глядя в ее чудесное лицо, Эрике простил себя за все, потому что он внезапно почувствовал себя творцом совершенства. Не имело значения, какое у него лицо - Жанна оправдывала все. И, осознав, что он - отец этого чудесного ребенка, Эрик неожиданно понял, что он сам себе нравится...
А когда Шарль изумленно уставился на свою крохотную сестренку и благоговейно прошептал: "Моя сестра... Такая красивая! О, папа, как чудесно!", Эрик поднял его на руки и крепко прижал к себе.
Теперь у них с Кристиной были дети, о которых они всегда мечтали.