— Как же Варда создавала звезды?
— Из Росы Тельпериона, что собрала Она...
Высок и прекрасен Тирион. Совсем недавно приехали в него те Нолдор, что долгое время жили в Альквалондэ. Ибо подросли их дети, и должно было учить их, как по обычаю положено Нолдор — где же делать это, как не в Тирионе?
И зазвучали в серебряной роще новые голоса. Честью сочли для себя молодые Нолдор говорить с Румилом, написавшим "Айнулиндалэ" и "Амбарканта", первым создателем письмен. Там, у подножия маяка Миндон Эльдалиэва, эльф с лицом, как будто уставшим от тяжести Знания, и с глазами, что видят одновременно настоящее и прошлое, рассказывал им о земле и небе, о Валар и Эльдар, о страсти и памяти.
Но немногие оставались в роще надолго. Ведь целью своей мыслили они научиться создавать прекрасные вещи, а руки Румила никогда не касались ни молота, ни горна. А иных Румил отсылал сам, причем по причине, никому, кроме него, не ведомой.
Эту девочку привел старший брат, Хельвор. Вместе с Финарато Инголдо из Дома Финарфина он появился в серебряной роще, и с ним пришла его сестра — совсем юная, застенчивая, с характерными для детей от смешанных браков Нолдор и Ваньар голубовато-серыми глазами. Хельвор и Финарато говорили с Румилом, а она сидела, вглядываясь в небо, как будто пыталась увидеть в серебристой голубизне звезды.
Вскоре она пришла опять. На этот раз без брата. Тихо сидела в стороне и слушала.
На четвертый раз Румил отпустил своих собеседников и подошел к молчаливой слушательнице.
— Как тебя зовут?
— Хэльанвен из Дома Хэльриля.
— Тебе интересно здесь?
— Да, Лорд Румил.
— Почему тогда ты молчишь?
Она посмотрела с удивлением:
— А что я могу сказать?
— Сдается мне, что многое, — ответил Румил. Он присел на траву и знаком предложил собеседнице сесть. — Например, что ты ищешь в небесах? Звезды?
— Да. В Альквалондэ они видны постоянно, — с тоской сказала она.
— Пойдем со мной.
В одной из комнат в доме Румил указал на потолок. Хэльанвен взглянула и ахнула.
Казалось, потолка в комнате не было. Над нею раскинулось многозвездное небо.
— Что это?
— Одно из творений... одного из мастеров Нолдор. — Хэльанвен увидела, как губы Румила дрогнули. — Понимаешь, если сделать достаточно высокие стены, можно видеть звезды и здесь, в Тирионе. Но высокие стены позволят видеть лишь небольшой участок неба. И тогда этот мастер создал купол из прозрачного материала, который усиливает свет звезд и почти совсем не пропускает рассеянный свет Деревьев.
— Воистину это чудо.
— Лишь одно из многих созданий Искусства, — спокойно сказал Румил. — Само по себе. Но для меня это инструмент для работы. Здесь я могу видеть красоту Ильмен, и для этого мне не нужно уходить за Пелори.
Хэльанвен кивнула.
— Ты знаешь имена звезд?
— Некоторых.
— Как называют вот эту звезду?
— Антариэль.
— А почему?
— Она ближе всех к высочайшей точке Ильмен. — Скорее вопрос, чем утверждение.
— Верно. А вон те звезды?
— Это Эленальква, самое любимое созвездие в Альквалондэ.
— Да? Я не знал этого. А имена вон тех звезд ты знаешь?
— Нет, Лорд Румил. А разве это важно?
— Что?
— Имена звезд. Ведь эти имена им дали мы, Эльдар.
— Но разве не мы даем имена всему?
— Да — всему, что есть на Земле. Всему, что мы можем коснуться, повлиять и изменить. Но звезды так далеки, что мы можем лишь смотреть на них. Что с того, что мы дадим им имена?
— А что нам в именах Валар?
— Но Валар... — начала Хэльанвен и замолчала.
— Вот в том и дело, — с полуулыбкой-полувздохом сказал Румил. — Имена нужны и для непостижимого. Имена вещей — их отражения в нашем разуме, и дав имя звезде, ты обретаешь ее образ в сознании. Потом ты смотришь на нее, и образ растет, и имя звезды обозначает все больше для тебя. Для тебя и для других, Хэльанвен, — добавил он.
— Но разве это только об именах звезд?
— Конечно, нет, — и Румил, встав со своего кресла, прошелся туда-сюда по комнате. — Это обо всем...
Хэльанвен была не первой из девушек-учениц Румила. Но самой верной, пожалуй. Разговоры с первым из мудрецов Нолдор увлекали ее куда больше, чем ткачество, вышивание или возделывание земли.
У Румила не было семьи. Кто мог бы стать рядом с ним — с ним, кому мысленные образы были ближе, чем воплощенная материя? Однако Хэльанвен Элендильме могла бы, наверное. Но ее глаза ослепило иное сияние.
— Я устала в Тирионе, Лорд Румил, — говорила Хэльанвен. — В нем душно от вражды. Или я вижу то, чего нет? Только здесь, в твоей роще, мне дышится легко. Долго ли это будет продолжаться?
— И да и нет, — ответил Румил. — Король Финве выковал клинок, острие которого направлено в его сердце. Этот клинок разделил Нолдор.
— Но тогда нужно уничтожить этот клинок!
— Нет. Имя этому клинку — он сам. Или его гордость, или его сыновья — называй, как хочешь. До тех пор, пока для принцев Нолдор будет дорого то, что им дорого сейчас, эта вражда не прекратится.
— Тогда это надолго. Почему же ты сказал "и да, и нет"?
— Зачем ты задаешь мне этот вопрос, Элендильме? Ты же понимаешь сама: что-то должно произойти. Что-то, что навсегда перевернет жизнь всего народа Эльдар.
Они переглянулись.
"Кто же виной всему этому?"
"Нет смысла мне отвечать на этот вопрос. Реши его для себя сама."
— Так ты не идешь с нами, Лорд Румил?
Они стояли в роще, и Румил, ставший вдруг бесконечно далеким, покачал головой.
— Нет. Мне нечего искать в этом походе.
— Тогда прощай.
— Благодарю тебя за то, что ты пришла, Элендильме.
— Пожелай мне удачи в пути.
— Помни наши разговоры. Даже если забудешь меня.