Среди ночи у калитки раздались шаги, и негромкий чистый голос произнес:
— Есть тут кто?
— Чего надо? — прозвучало в ответ.
— Можно мне войти? Я ищу ночлега. Я заплачу, не беспокойтесь.
— Проходи, проходи, милый, — устало откликнулся стражник. — И рады бы впустить тебя, да только на смерть свою ты войдешь. Оспа у нас.
Утром, когда солнце уже перевалило за верхушки деревьев, у входа в деревню появился странный человек. Он был одет в какой-то мешковатый балахон, с капюшоном, наглухо скрывающим лицо. За спиной болтался тощий мешочек.
— Я лекарь, — сказал он совершенно бесцветным, беззвучным голосом. — Я услышал, что у вас оспа.
— Или ты сумасшедший, или самоубийца, — рассудительно отвечал деревенский парень у калитки. — Даже малые дети знают, что от Черного Поветрия нет спасения.
— И вы смирились с этим?
— А, смирись не смирись — все равно через пару недель перемрем все. Шел бы ты, парень, чего тебе-то помирать?
— Я лекарь, — повторил незнакомец. — Мой долг - лечить больных. Но сам я не заболею, я это знаю. У вас-то в деревне лекарь есть?
— Первым помер.
— Так впустите меня.
— Народ, — обратился парень к двум-трем прохожим, — тут опять какой-то чокнутый просится. Говорит, что он лекарь. Впустить его, что ли?
— Впусти, раз так уж просит.
Так в деревне появился Закутанный.
Деревню на юге Белерианда населяли люди, не ведавшие о Добре и Зле. Черное Поветрие было для них как мороз или град. И они, не знающие иной жизни, кроме той, что была ограничена их деревенским забором, приняли, как необходимость, неизбежную смерть.
Особого интереса появление Закутанного в деревне не вызвало. Ну, пришел к ним еще один помирать. Мало ли, почему люди умирать решают. Они вот, умрут же. И этот тоже.
Он не пытался с ними спорить. Поселился на краю деревни, у ограды, в покосившейся хижине. Ночью он был там, а днем ходил по деревне и поил людей каким-то снадобьем. Снадобье пили, Закутанный шел дальше.
— Ну почему, ну почему так... — повторяла она, ни к кому не обращаясь. Закутанный подошел к ней, спросил:
— Что ты хочешь узнать?
— Почему он заболел? Почему он заболел?
Закутанный взял ее лицо в ладони:
— Слушай меня. Ты хочешь, чтобы твой сын остался жить?
— Да... Да...
— Я сделаю так, что, возможно, он останется в живых. Но ты должна беспрекословно выполнять все, что я скажу.
Ее глаза потухли.
— Хорошо, я буду делать так, как ты велишь.
В деревне жила девушка по имени Колокольчик.
Не так чтоб очень она была красива. Добрая, наивная, приветливая. Ей очень не хотелось умирать.
А июньская ночь словно смеялась над Поветрием.
Вот где-то в рябине запел соловей. Колокольчик сидела у распахнутого окна, слушая переливы и трели маленького певца.
Но что это? Как будто еще чей-то голос? Кто-то отвечал соловью, и это была не птица.
Соловей выдал особенно заливистую трель. Другой голос вплелся в нее, рассказывая о чем-то прекрасном.
Так до утра говорили они, а Колокольчик слушала, и кто знает, о чем она думала.
Когда вдова Охотника заперла двери и закипятила во дворе своего дома чан с водой, никто не поинтересовался, чего это она.
Но через несколько дней ее маленькому сыну стало лучше.
Все, кто еще мог ходить, собрались у хижины Закутанного.
Отношение деревенских к нему изменилось, как по волшебству. Те, кто недавно смотрел на него равнодушными глазами, теперь чуть не на коленях (а некоторые на коленях) умоляли его спасти их близких. Они давно решили, что Поветрие и Смерть — одно и то же, и теперь просили Закутанного вернуть им умерших.
— Я не всемогущий, — устало сказал Закутанный. — Я только лекарь. Воскресить мертвых я не могу. Но те, кто еще живы, могут быть исцелены. Но для этого и вы и они должны делать все, что я скажу. Возможно, выздоровевшие навсегда останутся изуродованными. Но Поветрие больше никогда не заденет их.
Они слушались его беспрекословно. И скоро первые выздоравливающие уже начали вставать.
Деревня ожила. И сразу же поползли слухи.
"Должно быть, он болел оспой и выздоровел, — говорили о нем. — Может быть, когда-то он был красив, но оспа изуродовала его. Потому он и не открывает лица. Но зачем он стесняется нас?.."
Но легкая обида растворялась в обожании, которым был окружен Закутанный. Каждый старался по мере сил помочь ему. Но он позволял это только выздоровевшим. Пока никто из переболевших не встал на ноги, он справлялся сам. Когда же довольно много людей поправились, он велел разделить деревню на две части и собрать всех больных в одну из них. Там он ухаживал за ними сам, и выздоровевшие помогали ему. Не болевших он туда не пускал.
— Позволь и мне помогать тебе.
— Но ты не болела, Колокольчик.
— Что с того? Если я заболею, ты вылечишь меня, правда?
— Разве ты не знаешь. Не всех заболевших мне удается спасти. К тому же оспа почти наверняка изуродует твое лицо.
— Что мне в моем лице? Не так уж оно красиво.
— Ты не права. Ты красива, и я не хочу, чтобы оспины изуродовали тебя.
— Мне не нужна красота... если она не нужна... больше никому...
— Не плачь, — своим обычным бесцветным голосом сказал Закутанный, — ты узнаешь и любовь, и счастье, если я сумею спасти деревню. Лучшее, чем ты можешь мне в этом помочь — не мешай.
Колокольчик утерла слезы и отошла от перегородки.
Эпидемия кончилась.
Больше половины деревни остались в живых. Медленно, постепенно жизнь возвращалась в нормальное русло.
Три дня Закутанный не выходил из своей хижины. Он лежал на кровати, и только дыхание выдавало в нем жизнь. Его хотели покормить, но он велел не подходить к нему, и его, как обычно, послушались беспрекословно.
Потом он поднялся, и только тогда жители деревни поняли, как же он устал.
— Оставайся у нас, господин, — говорили ему, — если у тебя нет дома, любой из нас сочтет за честь построить для тебя самый лучший дом в деревне.
— Благодарю, не нужно, — отвечал он, — я родом не из этих мест и соскучился по родным землям.
Ему собрали в дорогу еды, и больше ничего он не согласился взять. Денег в деревне почти не было. Резчик хотел сделать для него лук, но Закутанный отказался.
— Не провожайте меня, не нужно, — сказал он на прощанье.
— Неужели ты так и уйдешь, господин? И мы больше не увидим тебя? Мы так и не узнаем твоего лица?
— Так будет лучше.
Они собрались у ограды и смотрели вслед Закутанному.
Он медленно шел по дороге. Балахон, как обычно, скрывал его походку.
Стрела свистнула и вонзилась ему в горло раньше, чем кто-либо успел охнуть.
Голодного мародера, рванувшегося к убитому из-за деревьев, моментально растерзали.
Старик подошел к лежащему на земле Закутанному.
— Похоронить его надо будет, — сказал он.
Трое молодых парней протянули руки — нести убитого в деревню.
— Постойте, постойте, — заметил старик, — осторожнее. Он ведь не хотел, чтоб мы его лицо видели.
— А как же, так его хоронить, что ли?
Это было не в обычаях деревни. Никто не согласился бы предать Закутанного земле в измазанном кровью балахоне.
Старик со вздохом поднял капюшон с мертвого лица.
— Ты уж прости меня, старика.
Взглянул и замер с открытым ртом.
Такую красоту они и представить себе не могли.
Стиснув руки, замерла заплаканная Колокольчик.
...Они слышали о тех, что живут в той стороне, откуда приходит дым. Похожи на людей, но не люди. Прекрасны они, и прекрасно то, что они творят. Прекрасно, но для людей опасно и чуждо. Как и они сами. Говорят, что песни их несут колдовство и завораживают волю...
Но что могло быть опасного и чуждого в том, кто спас их деревню?
...Серебряные волосы смешались с травой. Широко открытые серые глаза, длинные ресницы...
— Как жаль, что мы не слышали его голоса!
— Я слышала, — сказала Колокольчик.
К Эльдар приходило мало историй о том, что случается на юге Белерианда. Эта повесть стала известна потому, что главным героем ее оказался Эльф, причем, если исходить из текста легенды, кто-то из Синдар Тингола. Впоследствии предпринимались попытки установить личность этого Эльфа, но точно узнать так и не удалось. По наиболее вероятному предположению, это Келебрис из рода Эльмо.
Эйлиан